Если полюбишь проклятье - стр. 4
– Несравненный Вельф, – вожак склонился перед колдуном, и пектораль шевельнулась на шее, будто ее хозяин глотал что-то невидимое. – Помог бы ты еще кой-кому из моих дружинников…
– Нет, – хищно крутнулся птичий профиль чародея. – Я сделал все, о чем мы договаривались, Стратомир, а получил только половину обещанного.
– Девчонки нет… Нигде… – Стратомир беспомощно развел руками. – А, может, ты возьмешь вместо нее…
– Нет, – резко перебил его колдун Вельф. – Золота мне не нужно. А хлама твоего – и подавно.
– А если, например, коней… – просительно начал главарь, но Вельф рывком встал – черный плащ взметнулся крылом летящей птицы – и пошел прочь, придерживая за плечо Кориэля, зачарованно глядевшего вдаль.
– До свидания, несравненный Вель… – снова начал было Стратомир, но чародей вместо прощания строго бросил через плечо:
– Помни о долге. А лучше – поскорее найди девочку.
Атаман закашлялся: многовато летало в воздухе дыма и гари. Пнул ногой серый обломок камня и угрожающе прорычал неизвестно кому: «Хребет сломаю!»
А вблизи уже не мечи звенели – спорили хриплые злые голоса: степняки взялись делить добычу, и ее оказалось мало. Добычи всегда мало. Много трупов и калек. Стратомир привык к этому и только осклабился и что-то глотнул, не интересуясь трофеями. Свою долю он получит обязательно, и долю немалую. Сел на обломок стены, неудобно согнув утомленные ноги. Откашлялся и вытер тыльной стороной ладони свои длинные, свисающие ниже подбородка усы.
Камень был еще приятно теплым, но быстро стыл на холодном утреннем ветру.
А край неба уже брезжил странной желтой полоской. Обычные рассветы такими не бывают.
2
Солнце садилось.
Горизонт обступили тяжелые тучи, и всю округу затянуло синей мглистой печалью. Неуклюжие хмурые домики, беспомощно мерзнувшие среди голых деревьев, остались позади, утонули в сером тумане окраин. Черная полоска дороги змеилась между мутными лужами, терялась за невысокими холмами.
Этим скользким проселком семенила совсем маленькая девочка, ободранная и грязная. Дорожная слякоть раздраженно чавкала под босыми ножками. Ветер становился все сильнее и сильнее, налетал то спереди, то сзади, хватал за одежонку, но малышка упрямо топала лишь ей известным путем, сжимая у шейки закоченевшими пальчиками концы большой заплатанной шали, подаренной вчера на бедном хуторе понурой костлявой женщиной. Там, между уютными сарайчиками, сидели на жирных навозных кучках черные лоснящиеся мухи, пахло сеном и теплым дымком. Там единственный раз за всю дорогу ее впустили в дом и накормили горячей похлебкой из щербатой глиняной миски. И та высокая костлявая крестьянка говорила мощному кривоногому усачу, неприветливо набрасывая на хрупкие плечики порыжевшую шаль: