Если полететь высоко-высоко… Роман-трилогия «Побережье памяти». Книга третья - стр. 1
Иллюстратор Мария Романушко
© Мария Романушко, 2020
© Мария Романушко, иллюстрации, 2020
ISBN 978-5-0051-3040-2 (т. 3)
ISBN 978-5-0051-3041-9
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Пролог. «Здравствуйте, я – мальчик!»
Одна из самых ярких картинок твоего детства…
1980 год. Середина апреля. Неожиданно прижарило так, что, гуляя в сквере, ты разделся до трусиков и носился по золотым полянам мать-и-мачехи совершенно счастливый… Рвал и ссыпал мне в подол влажные, горячие цветы:
– Это – для черепахи! На обед!
Ты был один загорающий. Остальные дети, в основном, в свитерах, а то и в куртках. Прохожие с восхищением и завистью смотрели на тебя и почему-то все называли тебя девочкой. Это из-за твоих длинных каштановых волос, которые, к тому же, ещё слегка и вьются. И ресницы густые и длинные. А глаза такие волшебные!.. То карие, то тёмно-зелёные… Бывают и серого, стального цвета. Твои глаза меняют цвет от твоего настроения, от окружающей обстановки. И опять слышу: «Ах, какая девочка!» Тебе это надоело. Ты стал подбегать ко всем проходящим по Берёзовой аллее и – звонко, радостно представлялся:
– Здравствуйте! Я – мальчик, Антон! Мне четыре года и три месяца! Я загораю!
Если проходил кто-нибудь с коляской, ты заглядывал в коляску и вежливо спрашивал:
– Я – мальчик, а у вас кто?
Хватался за коляску и катил её довольно долго, совершенно по-взрослому беседуя с мамой, или бабушкой ребёнка. Потом бегом возвращался ко мне.
– О чём ты говорил с тётей? – спрашиваю тебя.
– О разном… – солидно отвечаешь ты. – У неё девочка, у неё тоже нет прививок, как и у меня, и тоже нельзя ходить в детский сад.
И – убегал знакомиться с новым прохожим:
– Здравствуйте! Я – мальчик…
…Да, именно той весной ты открыл мне удивительный закон жизни. Как-то вечером, засыпая, ты спросил меня:
– Мама, а ты знаешь, что всё на свете круглое?
– Нет.
– А всё круглое! Я – круглый, ты – круглая, и всё-всё круглое!
– Почему тебе пришло это в голову?
– Понимаешь, если полететь высоко-высоко… то можно увидеть, что всё – КРУГЛОЕ!
И я подивилась твоему открытию. Да, наверное… может быть…
– Ты мой маленький мудрец! – сказала я.
– Почему маленький? Я большой мудрец! – смеёшься ты.
Глава 1. Я ходила за три моря…
…Идём с тобой по берегу нашей бухты… Пять лет назад, когда у меня ещё не было тебя, моего милого говоруна, моего маленького философа, я бродила по берегу этой бухты одна, в страшных сомнениях и терзаниях, не понимая, почему и зачем со мной всё это случилось. И некому мне было сказать тогда, что для того, чтобы увидеть смысл и завершённость событий, надо полететь высоко-высоко…
Нужно полететь высоко-высоко… и тогда увидишь…
* * *
Как это бывает в критические моменты жизни, – всё сошлось…
Когда вернулась из Одессы, мама сказала: «Теперь ты будешь жить дома».
Но жизнь на их территории – это была по-прежнему странная жизнь.
Тоскливое лето 1974 года…
Дома – бушевал отчим. Бушевал молча. Но молчал он так испепеляюще, что находиться с ним под одной крышей было невыносимо. Он не мог простить мне моей поездки к отцу. Не мог простить этого – единственного за последние семнадцать лет (и ставшего последним) свидания.
Никакие обстоятельства жизни не влияли на его отношение ко мне. Точнее: что бы ни происходило в моей жизни, это только усиливало его неприязнь ко мне. И то, что я нарушила давний запрет (не ездить к отцу), несмотря на трагическое завершение моей отчаянной поездки, ещё больше ожесточило Фёдора. Он вёл себя так, как будто речь шла не о жизни и смерти, а просто о какой-то банальной детской провинности: ребёнку запретили есть шоколад – а он его взял и съел. И ребёнку за это надо устроить бойкот.
А бойкоты Фёдор умел и любил устраивать: он молчал. «Доброе утро!» – говорила я, когда мы встречались утром на кухне. Мы с ним вставали раньше мамы и Мариши, и эти ежеутренние встречи один на один на пяти квадратных кухонных метрах были для нас обоих большим испытанием. «Доброе утро!» – выдавливала я из себя, а в ответ – ледяное молчание, и только жёлтые желваки гуляют на его твёрдых скулах… Долго это вынести было невозможно.