Если меня не станет... Прощаясь - помни - стр. 6

— А почему у тебя колени перевязаны?

— Что происходит, Камиль? — все-таки не выдержала я. — Зачем интересуешься, если мы уже не вместе, так и скажи, а не спрашивай вопросы, которые тебя уже не должны волновать.

— Что, почему не вместе? — опять задал странный вопрос.

— Ну, это ты мне скажи, почему тебя нет три дня, когда ты обещал вернуться. Когда говорил, что любишь, а меня на днях чуть не убили.

— Что? — уставился он на меня, а потом в два шага сократил между нами расстояние и сгреб в охапку.

— Я и сейчас тебя люблю, очень, — затараторил он.

Я не торопилась его обнимать в ответ, не поняв до конца причины, почему его так долго не было. А слезы вновь предательски прокатились по моим щекам.

— Микуся, прости, милая. Я… Я не знал… Понимаю, что это не оправдание, я думал, что после всего ты не захочешь меня видеть. Потому что не смог защитить, потому что не смог толком помочь. Прости, я люблю тебя, так же как и три дня назад. Ничего не изменилось, если только ты меня ещё любишь. Эх, мне бы тогда обратить на все, что он говорит, больше внимания, выяснить причину до конца, но я услышала самое важное, что он меня любит, а остальное было уже не важно. И мои руки сами легли на его спину.

И я носом зарылась в его футболку.

Камиль отстранился, взял моё лицо в ладони и с нежностью поцеловал. А я с таким облегчением ответила на поцелуй. Три дня моей безмолвной бури — и наконец затишье. Каким родным мне казался его запах костра и ветра, солнца…

— Мик, но ты точно не болеешь?

— Да с чего ты взял, что я болела?

— Ну, — Камиль замялся. — Просто мы под такой дождь тогда попали, я думал, ты точно заболеешь.

— Нет, со мной… Хотя нет, не все в порядке. Я ногу гвоздём пробила.

— Как? Сейчас болит?

— Нет, но было бы очень больно, если бы у меня не было такого шока.

— Да что стряслось-то? И я начиная с того момента, как мы с Камилем расстались, рассказала ему всю злополучную историю, которая со мной произошла.

Что чувствовал Камиль при этом, я понять не могла. Он то застывал как камень, сводя челюсти вместе, а то расслаблялся и становился вовсе нечитаемым. Думаю, все-таки злился. Но ничего не говорил. Его глаза приобрели оттенок хмурого неба перед дождём. А лицо преобразилось настолько, что если бы я его не знала, то дала не меньше двадцати пяти. Как-то уж слишком он преображался во взрослого, когда злился.

Камиль запустил руки в волосы и все никак не расцеплял замок. А я уже рассказывала, стараясь не сгущать краски, потому как Камиль был рядом и мне уже не казалось, что все настолько плохо.

Закончила я рассказ фразой: