Если кто меня слышит. Легенда крепости Бадабер - стр. 57
А через несколько дней состоялась премьера. Несмотря на все треволнения и мандраж артистов, она прошла с оглушительным успехом. Несколько песен-арий пришлось даже исполнить «на бис». Переполненный зал хлопал аж стоя, а начальник политотдела аплодировал громче всех и гордо посматривал на воодушевлённых зрителей, всем своим видом показывая, что и он внёс в спектакль посильную лепту. Постановщик даже пытался вытащить его на сцену, но полковник предпочёл скромно остаться в партере. Потом, за кулисами, естественно, отметили успех. Глинский не притронулся к «контрабандным» шампанскому и даже коньяку, а вот Виола выпила несколько рюмок. Кира, кстати, тоже – на брудершафт с постановщиком… А потом…
Потом Борис просто тупо похитил Виолу. Он заранее подогнал свой «жигулёнок» прямо к клубу под предлогом разгрузки-погрузки реквизита к спектаклю… Остальное было делом техники. Дежуривший за КПП в «Волге» бородач дремал и ничего не заметил.
Глинский мигом доехал (нет, долетел) до дома. Отец, как обычно, был в командировке, мама – на даче… Целоваться с Виолой они начали ещё в машине, на повороте к Фрунзенской набережной перед домом Бориса – и долго-долго не могли оторваться друг от друга. А когда они всё же вышли из автомобиля, Виола неожиданно засмеялась:
– Всё-таки подвёз… Ты всегда добиваешься своего?
Борис ничего не ответил, взял ее за руку и повел в квартиру, задыхаясь от переполнявшей его страсти. В квартире они выпили уже вместе хорошего коньяку из отцовского бара, Борис зажёг фигурную рижскую свечу и поставил на магнитофоне главный хит года – «Souvenirs» Демиса Руссоса. Когда он начал её раздевать, она слегка посопротивлялась, потом прерывисто задышала и… В ней была та степень податливости, которая сразу позволила Борису почувствовать себя мужчиной. Словно не был он, по сути, зелёным, неопытным юнцом… Они не спали всю ночь, буквально изнурив друг друга бесконечными ласками… Под утро Виола, всё же сделав над собой усилие, оторвалась от него, отползла на край широкой родительской кровати и прошептала, задыхаясь:
– Всё… всё! Не могу больше… Ты так убьешь меня. До смерти за… любишь… Мальчик мой… Я думала, так только цыгане… могут.
Борис блаженно щурился, прислушиваясь к истомной лёгкости, наполнившей всё тело. Виола, не стесняясь наготы, встала и, покачиваясь, прошлась по квартире. У портрета четы Глинских, где Владлен Владимирович был изображен в парадной форме, она остановилась и долго, меняя мимику губ, рассматривала его.
– М-да… Артистка-цыганка и генеральский сын. Есть в этом что-то… мелодраматическое и… старорежимное.