Эскорт. Опасные связи - стр. 12
– Я тоже не бедствую. Но, кажется, этих мудаков не интересуют деньги. Думаю, они и сами довольно обеспеченные, раз позволяют себе безнаказанно похищать людей.
Мы проводим в этом аду еще примерно сутки. Мучительные, ужасные сутки, когда хочется просто умереть. Туалетом нам служит старое ржавое ведро, которое, естественно, никто не выносит. От вони в камере постоянно мутит, но голова уже не кружится. Утром мы с Брук медитируем на луч света с улицы, а в обед опять поглощаем отвратительную еду, которая теперь кажется божественно вкусной. Мой желудок довольно урчит, когда я забрасываю в рот последний кусочек сыра.
– Интересно, как долго нас еще продержат здесь? – задает Брук вопрос, на который ни у одной из нас нет ответа.
Зато он есть у наших охранников. Ночью, когда в камеру проникает только тусклый лунный свет, замки лязгают, и через несколько секунд решетка нашей камеры распахивается. Мы с Брук одновременно садимся на матрасах. Я жмусь спиной к холодной стене и, вытаращив глаза, пялюсь на вход. Сердце подскакивает к горлу, я сглатываю, и оно повторяет кульбит.
– Выходим! – рявкает тот русский, что приносил нам еду. – По одной!
– Что он говорит? – спрашивает Брук, косясь на мужика.
– Говорит, чтобы мы по одной выходили, – перевожу тихо.
– Быстро! – орет он так, что я вздрагиваю и подскакиваю на ноги.
Мысли мечутся в попытке придумать хоть какой-то план. Зарядить громиле по яйцам и выбежать в открытые двери? Но где гарантия, что там нас не поджидает кто-то еще? И тогда есть все шансы нарваться на еще большие неприятности. А, может, отложить борьбу до конечного пункта? А там уже попробовать договориться с владельцем борделя? Если, конечно, нас везут в бордель. Они там наверняка любят деньги и не откажутся обменять меня на сумму со, скажем, шестью, нулями.
Решив действовать по обстоятельствам, я выхожу из камеры. Мужик дергает меня за руку, приказывая смотреть в стену, а затем ловко застегивает на запястьях наручники. Вывернутые плечи ломит от боли, я кривлюсь и тихонько ахаю. Громила резко разворачивает меня и толкает к стене. Врезаюсь в нее спиной, снова морщась от боли.
– Вторая! – рявкает он. – Чего расселась? Быстро!
– Что? – бормочет испуганно Брук. – Что я должна делать?
– Выходи, – говорю ей.
– Заткнись! – орет на меня мужик.
– Она не знает русский, я перевожу, – поясняю на его родном языке.
В этот момент выходит Брук, и он проделывает с ней те же манипуляции. Я замечаю пистолет, засунутый за пояс громилы, и мысленно сокрушаюсь, что не заметила его до того, как он сковал мои руки. Могла бы попробовать убить его. Я ведь даже и стрелять умею. Дура! Какая же дура!