Эскадра его высочества - стр. 52
– Не могу, – признался мичман. – Волны, вообще-то… немного есть.
– Быть может, тогда вы знаете какое-то иное судно, сохраняющее сухой бак при волнении до пяти баллов?
Глаза Петроу-младшего загорелись.
– Таких больше нет.
– Герр Петроу…
– Зовите меня Виталием!
– Продолжим, Виталий. Если вы и видели коробку, которая при водоизмещении почти в две тысячи тонн имеет скуловые кили и при этом совершает циркуляцию радиусом…
– Довольно! – воскликнул сраженный Петроу. – Сударь, сразу после завтрака жду вас в грузовом трюме. Если опоздаете хоть на минуту – обижусь. Вы сами увидите, с какой точностью…
Кузема многозначительно глянул на друзей.
– Силен, – прошептал Бурхан. – Могет.
Франц показывал сразу два больших пальца.
– Безотказный механизм, – усмехнулся Кэйр. – Стоит наступить на ногу, как тут же просыпается гений.
Сразу после завтрака исчез не только Ждан, но и Франц; последний, конечно же, отправился осваивать санитарное дело. А вот Кэйру и Бурхану идти никуда не пришлось, – их определили в аварийную команду пассажирской палубы.
Под руководством Асмодей Сидорыча, младшего боцмана, но при этом, что было гораздо существеннее, еще и старшего буфетчика, они принялись изучать расположение спасательных средств, аптечек, пожарных помп и брезентовых рукавов. Пассажирскую палубу прошли из конца в конец, – от четырехтонных пушек в кормовом салоне до таких же чудовищ в носу.
Обучаемые проявили неподдельный интерес и высокое уважение к наставнику, чем быстро завоевали его расположение. Расщедрившись, боцман повел их показать даже корабельную крюйт-камеру.
– Так не положено, же Сидорыч, – сказал один из часовых.
– Да будет тебе, – сказал Асмодей, хитро щурясь. – Пущай одним глазком глянут. А я уж вас при раздаче харчей не обижу.
Матросы переглянулись.
– Лучше лишней чарочкой не обойди.
– Замотано, – кивнул Сидорыч.
Старший часовой выглянул в коридор и махнул рукой.
– Только быстро, – сказал он. – И через окошко глядеть будете, в самое нутро не пущу.
– А в самое и не надо.
– Спички выкладывайте, – потребовал второй матрос. – Зажигалки, кресалы. В общем, все огнеопасное, у кого что есть.
В крюйт-камеру вели тамбур и две двери.
Одна из них была завешена шторой из грубошерстного сукна, – чтобы препятствовать свободному проникновению воздушных потоков. Поскольку порох боялся сырости, наружные стенки камеры были обшиты листами жести, а изнутри – пластинами свинца с тщательно пропаянными стыками. Освещалось адское помещение фонарем, расположенным за стеной и отделенным двойным слоем толстого стекла. Через окошечко с такими же стеклами Кэйр с Бурханом несколько секунд рассматривали зловещие бочки и груды артиллерийских картузов.