Эсеры. Борис Савинков против Империи - стр. 42

В разговоре министра внутренних дел И. Дурново и министра финансов С. Витте последний сказал, что прекрасное воспитание Николая II скрывает все его недостатки, но Дурново ответил, что новый царь – это современная копия императора Павла I. Он человек колеблющийся и с ним весьма важно ловить момент, а если его упустишь, то и само дело упустишь. В отставку, впрочем, сановники царя сами почти не подавали. Витте говорил, что царские министры были по большей части прекрасные люди, но по своим талантам ниже посредственности. Придворные боялись говорить Николаю II правду, потому что «он от таких тотчас отворачивается». Только Победоносцев при консультациях царя с ним о том, кого назначить министром внутренних дел – Сипягина или Плеве, мог сказать, что первый дурак, а второй подлец, но только для того, чтобы назначили его кандидата Горемыкина. Многие члены Кабинета министров империи знали, что ни по своим способностям, ни по своему уму не могут быть советниками царя ни по каким делам, ни по государственным, ни по министерским, но при этом также знали, что по характеру императора именно такие министры для него больше всего подходят. Чиновники легко могли подготовить документы о том, что главной базой военно-морского флота империи в Прибалтике должны стать неудобная Лиепая, а не очень выгодный Мурманск. За Лиепаю их большими взятками убеждали купцы и промышленники, которым было там намного удобнее получать прибыль от государственных подрядов и заказов. То, что при развитом порту на Мурмане империи был совершенно не нужен Порт-Артур, из-за которого началась русско-турецкая война, Зимний дворец не волновало.

Еще большее влияние на царя оказывали великие князья, которых в высшем свете называли «жуирами», любившими пользоваться жизнью». Самым влиятельным был его дядя Сергей Александрович, женатый на сестре императрицы Александры Федоровны. Это он посоветовал не проводить на Ходынском поле поминальное богослужение, а вести себя так, как будто бы ни какой катастрофы не было, а потому ее надо игнорировать. Сергей Александрович победил в своем влиянии на «различные несчастья». Даже его мать Марию Федоровну, и от него не отставали бесчисленные Алексеи Александровичи, Александры Михайловичи и Владимиры Александровичи. Сергей Витте писал, что «великие князья часто играют такую роль только потому, талантам, ни образованию. Когда же они начинают влиять на государя, то из этого большей частью всегда выходят одни только различные несчастья». Граф Пален сказал царю, что «вся беда заключается в том, что великим князьям поручается ответственные должности, и что там, где великие князья занимают высокие посты, всегда происходит или беда или крайний беспорядок», и был тут же задвинут в самый дальний придворный угол. Сам Николай II легко мог приказать министру финансов при перепечатке Свода имперских законов незаметно внести изменения в статьи, ограничивающие расходы двора, и не переживал, что занимается фальсификацией законодательства. Витте, конечно, исполнил высочайшее повеление, но тихо заметил, что «у нас в России в высших сферах существует страсть к захватам того, что, по мнению правительства, плохо лежит». За царем в очередь на разворовывание казны выстроились сановники, их родственники и друзья и все, кто мог и хотел в эту несусветную толпу пристроиться, все «люди не дурные, но очень пронырливые», хорошо знавшие, что самодержавие основано на произволе, а не на законах. Николай II в 1897 году сказал: «Я готов поделиться властью с народом, но сделать этого не могу, так как не сомневаюсь, что ограничение царской власти было бы понято народом как насилие интеллигенции над царем, и тогда бы народ стер бы с лица земли верхние слои общества».