Ёсь, или История о том, как не было, но могло бы быть - стр. 4
Настало воскресенье, и жандармы подняли весь лагерь спозаранку. Время, по закону подлости, еле двигалось вперед, и Ёсиф от скуки стал также медленно передвигаться по Шушенку. Сначала он пошел вдоль берега реки Шушь. Одинокие фигуры ссыльных восседали на пригорках, время от времени приподнимаясь и сгибаясь над рекой и дергая воткнутые в крутые берега удилища. Кому-то удавалось вытащить рыбу, и, когда это происходило, весь берег оглушал радостный вопль. Обогнув очередной пригорок, Ёсиф вышел на окраину Шушенка. Здесь еще полвека назад был выстроен не то терем, не то изба, но только очень больших размеров, которую после придания Шушенку статуса ссылки превратили в казармы для несемейных жандармов. У входа стоял служивый. Одеяние его больше походило на цирковое, нежели военное. Шаровары явно на два размера превосходили положенное предназначение, были заправлены в сапоги. Последние, в свою очередь, забыли, когда были чищены и оттого походили на клоунские ботинки с приподнятыми носами. Грязь налипла аж до самого колена и имела наглость включать в себя часть навоза, прилипшего, видимо, в конюшне пару месяцев назад. Портки были подпоясаны бечевкой для подвязывания ведра от колодца, в них нелепо и со свойственным солдатским пренебрежением была заправлена рубаха неизвестной цветовой гаммы, издалека напоминающая зеленый, в довершение на голове у служивого была водружена фуражка, прошедшая все стадии трансформации от абсолютно круглой до причудливо квадратной. В руках была винтовка со штыком, в коей только штык и был настоящим, а остальная часть ружья была умело выстругана из сосны ссыльными и раскрашена под настоящую. На вид это был молодой рекрут, с опечаленным взглядом, говорящим, что служить ему еще лет так двадцать, двадцать два.
Ёсиф подошел к солдатику и спросил, что-то о времени.
– Не положено, – басом ответил молодой жандарм.
– Что не положено? – переспросил грузин.
– Не положено с ссыльными разговаривать, а посему проходите на задерживайтесь.
– А ты кАгда отвечаешь «не положено», ты со мной рАзгАвариваеШ, или это не ты? – вопросительно произнес Ёсиф.
– Не положено, – басил солдат.
– Вот ты клоун, заладил свое не положено, кто там знает, что положено, а что не положено, – он пальцем указал на терем.
В это время в окошке терема показалась рыжая копна волос, и следом появилось пухлое женское личико с огромными, как у коровы, глазами. Она игриво улыбнулась, и ее пухлые губки послали Ёсе поцелуй. Ёся машинально выхватил у солдатика винтовку и в два приема поразил его штыком в грудь. Жандарм пошатнулся, присел на одно колено и упал замертво. Рыжеволосая заорала. Да так, что все макушки елей зазвенели эхом, разлетаясь по округе. Ее крик был настолько громким, что бить в набат означало бы хлопать по плечу товарища. Моментально, как по команде, на улицу стали выбегать офицеры и солдаты разных званий, по ходу действия подпоясываясь портупеями, за ними выскакивали с криками полусонные девки. Это порождало еще больше суеты и сумятицы. Ёся завис и стоял в полном недоумении, и эти минуты длились вечность. И лишь когда он услышал выстрелы и свистящие у уха пули, развис и понял, что в очередной раз попал впросак. Времени на раздумье не оставалось, и Ёсиф стремглав рванул в густую чащу тайги. Прорезая, как секач, собой просеку, он бежал что было силы, вгрызаясь вглубь неизвестной ему тайги. Бежал, расцарапывая кожу на щеках, бежал, разрывая в лохмотья робу. Бежал, бежал, не оглядываясь и не сворачивая с верного пути. Сколько он бежал, он и сам не знал. Остановился, только когда выдохся совсем и когда тело стали пронзать тысячи мелких иголочек, заставляющих его дрожать в судорожном издыхании. Отдышавшись и оглядевшись вокруг, он вдруг ясно стал осознавать, что убежал так далеко вглубь тайги, что не то что жандармы, а даже волки серые не заходят столь далеко. И он завыл, завыл, как воют волки на луну, протяжно и стройно, слух у него был абсолютным, и это только помогало ему. Вдобавок он стал мотать головой, вверх, вниз, влево, вправо. Это походило на ритуал, подвластный пониманию только воспаленному мозгу беглого ссыльного. Темп постепенно нарастал, и Ёся не заметил, как его глаза, упершись в одну точку, вдруг стали различать на пеньке, сначала размыто, а потом все отчетливее и отчетливее, силуэт. Он остановился, перестал выть и закрыл глаза. Открыв их, Ёсиф четко разглядел на пеньке силуэт, сидящий в позе роденовского мыслителя. Он упал на колени и вознес руки к нему.