Эрон - стр. 70
Никому из компании не приснилась маленькая ладошка, испачканная алой ржавчиной.
И вот грянул роковой вечер в Сугробе, в кафе «Север» на Горького. Еще одно модное местечко забытого времени, только не на первом этаже, где сидят и жрут айс-крим лохи, а на втором, где были только свои и пили фирменный кофе с фирменным коньячком за сумасшедшие деньги… к их заветному столику неожиданно подошла Верка Волкова, которую многие не видели с лета. Она сильно переменилась, отрастила длинные волосы, сменила свой хипповый полуголый стилек на строгую униформу в стиле Коко Шанель из двадцатых годов: мужской костюм-тройка, строгий галстук с белой рубашкой и черные полуботинки. В такой упаковке она выглядела лет на тридцать и всем показалась нелепой. Вера еще не успела присесть, как Филипп, наклонившись, что-то сказал на ухо Пруссакову. Тот пошел ржавыми пятнами и, вскочив чертиком на пружинке, косо вышвырнул в лицо Билунову содержимое металлической вазочки с мороженым.
– Фуфло! – Пруссакова трясло. – Фуфло и блядун! Бешенство, скомканное рукою Лилит.
Ошметки мороженого налипли на черный свитер, а один шлепок попал в лицо. Билунов закрыл глаза и сидел так несколько долгих секунд, не поднимая век.
Верка изумилась происшедшему меньше всех, ей ли не понимать суть вспышки, и, стряхнув пепел в проклятую вазочку из-под мороженого, с интересом уставилась на Филиппа.
Тот открыл глаза. Целая буря оттенков оскорбленного самолюбия промчалась по лицу – от гнева и ярости до брезгливого отвращения. Не шелохнувшись и не повторяя в жестах пластику суетливого оскорбления вассала, он поднял чайную ложечку, чтобы соскрести снежную пену с груди, но вдруг передумал, нет, он не покажет сопернику, что видит эти плевки. Дело слуг отмыть их. Пруссакова колотила мелкая дрожь, его ярости словно не хватало подлинной глубины, и, взвинчивая себя, он нанес еще одно оскорбление:
– Ты весь в сперме, козел, не отмыться.
Карабан и Росциус напряженно ждали драки, Карабан спокойно, Росциус с улыбочкой предвкушения, Магда, по-дурацки открыв рот, втянула голову в плечи. Ева вцепилась зубами в пальцы. Только Лилит, копируя ледяную неподвижность Филиппа, сохраняла полное самообладание. О-ля-ля! Фальшивой команде советских принцев пришел конец.
– Кровушкой твоей отмоюсь, таракан. – Филипп промокнул салфеткой глаза.
Илья дернулся рукой к стальной вазочке – ударить, но был перехвачен железной десницею Карабана: прилипни!
– Что он такого сказал? – обратившись к Илье, Лилит и тут боялась, что Пруссаков струсит идти до конца. Словом, она не хотела, чтобы ситуация хоть на йоту потеряла остроту.