Эрон - стр. 45

– Хотя бы. Она мучает несчастного Илью, чтобы только понравиться мне.

– Вы и это заметили!

– Тоже мне, бином Ньютона, – процитировал Билунов Булгакова.

– Вот уж не думала, что вы ее раскусили.

– Хочешь, скажу твою последнюю фразу?

– Говорите.

– Я не желаю дальше терпеть ваши причуды.

Ева задумалась, Филипп угадал, она сочинила эту фразу под утро и все собиралась найти местечко, чтобы ее ввернуть в нужный момент.

Нужный момент наступил внезапно.

– Что ж, расстанемся, – подвел черту филипп Билунов.

– А мы и не встречались! – вспылила Ева Ель.

– Для тебя отношения – это когда маячит предложение руки и сердца?

– Чушь. Вы мне не пара. Просто не люблю, когда меня унижают.

– Тебя унижает тайна наших встреч?

– Да. Унижает.

– Вот как. Я не придал этому никакого значения. Мне казалось, что тебя как раз устраивает чувство тайного союза двух против всех остальных.

– Это мужские мысли, а не женские.

Филипп задумался: для него было открытием, что мысли могут делиться еще и таким образом.

– Пока! – он вздрогнул, Ева уходила.

– Привет, – и помахал рукой с деланой улыбкой. Мало того, что она была первым человеком, который влепил прилюдно ему – ему! – пощечину, она еще стала первой девушкой, которая сейчас его – его! – бросает. Откуда в этой золушке с траурными глазами неудачи столько победительной силы?

Она же думала о том, почему мужчина все выводит из головы, сначала решает, что женщина подходит для чувства, а уже приняв решение, тратит свои эмоции… Но чувство из расчета – падаль среди страстей живых.

«Только насилие над другим позволяет человеку стать тем, что он есть на самом деле, только власть! и всласть! Какой бы гадкой и ужасной ни была твоя честная подлинность, ты должен следовать ей во что бы то ни стало…» – примерно так думал о себе – во втором лице – один молодой человек по имени Филипп, бросая гальку в свою голую подружку. «Больно, гад!» Морская купальщица Верочка Волкова старалась заплыть подальше от берега. Филипп еще зимой сошелся с ней втайне от всей компании. Почему втайне? Тайна делала его уязвимым, даже смешным, потому что Вера воспользовалась такой игрой в прятки. И сейчас он должен был унизительно сносить ее капризы, насмешки и мелкие унижения.

Плюх!

Эти плюхи звучат на краю поющей мембраны давно забытого времени. Речь, скажем, идет о волнах-шлепках, всплесках и пене одна тысяча девятьсот утонувшего семьдесят третьего года.

Одинокой купальщицы нет почти два часа, в отличие от Филиппа она дивно плавает – может дремать в росчерках бриза.