Эрон - стр. 23

Просьба Лилит показалась Розе вполне выполнимой. Белоснежке с морскими глазами требовалась хоть какая-то, даже самая пустяковая информация о ее клиентках. «Зачем?» – «Это мое дело!» Но после второй чашки кофе Роза поняла, что речь идет о перспективных сынках-женихах из круга ее постоянных клиенток. Что ж, она когда-то сама подумывала поживиться на сей счет, но дальше мысленной пристрелки дело не пошло. У Розы был не тот статус, чтоб разевать пасть на золотую рыбку. Попивая коньячок, две молодые женщины наслаждались своим общением, проницательностью друг друга, умом, который был приправлен изрядным цинизмом и мелким жемчугом мата, который выговаривался мельком и раскатывал бисером по углам. За окном летел крупный февральский снег, уже мягкий, сырой от дыхания весны. И золотая изнанка маленьких китайских чашек так звонко сверкала на низком столике из круглого стекла… Роза подробно и мстительно описала нескольких своих наиболее подходящих для Лилит клиенток. У первой – назовем ее мадам Икс – было двое неженатых сыновей, у второй – мадам Игрек, – единственный отпрыск. Достав из сумочки голубенькую лаковую книжечку, Роза продиктовала сообщнице домашние и дачные телефоны. Кроме того, обещала узнать всякие полезные подробности. Так прошло их первое свидание.

К весне 1973 года Лилит окончательно остановила свой прицел на Илье Пруссакове, сыне мадам Игрек. Ей легко удалось заинтриговать Илью серией ультразагадочных звонков, и своим волнующим голосом, и тайной своего появления из бездны.

Несколько раз ей отвечал молоденький голосок домработницы. Голосок этот Лилит определенно не нравился, он был слишком свеж и как-то опасно задушевен… Надо отдать должное интуиции Лилит. По телефону ей отвечала Ева.

Все началось с того, что Ева понравилась двум злым старухам. Сначала взбалмошной властной Розалии Петровне Диц, а затем ее сводной сестре, зловредной истеричке Калерии Петровне Пруссаковой. Чем? Тем, чем может понравиться любая золушка: скромностью, старательным трудолюбием, чистоплотностью, наконец, и не в последнюю очередь – степенью зависимости. В те зимние месяцы Ева была в состоянии глубокого душевного упадка: бегство в Москву казалось глупой выходкой, а невозможность возврата возрастала с каждым днем, по мере взросления ее сердца: жить одновременно рядом с матерью и Грачевым было уже физически невыносимо, новый поклонник пай-мальчик Побиск Авшаров был при ней чем-то вроде прежней комнатной собачки по прозвищу Павлуша и – опять! – сам нуждался в поддержке. «Ну почему на меня вешаются только маменькины сынки?» – думала она. Кроме того, Ева жестоко затосковала по дому. Не по тому, который оставила. А по своему Углу, по возможности быть наедине с собой. Она и не знала, что это нужно было ценить. Комната Майки оказалась настоящим проходным двором. Не бывало дня, чтобы у Майки не тусовалась какая-нибудь компания музыкальных фэнов. Высшим шиком считалось достать из пакета новенький, еще запечатанный штатовский либо британский диск – последнюю запись Джорджа Харрисона «Concert for Bangladesh» или новичка поп-музыки Элтона Джона, бритвенным лезвием вскрыть девственный конверт и извлечь на свет диск, которого еще не касалась алмазная игла. Словом, по вечерам ей не хотелось возвращаться в гам временного пристанища, а найти выход самостоятельно она еще не умела. Тем временем ее карьера в фирме обслуживания шла в гору. Стоило ей хотя бы раз побывать в каком-либо доме, как клиенты, повторяя заказ, просили прислать по возможности именно девочку Еву. Она не умела халтурить. Розалия Петровна требовала украшать бутерброд с сыром не одним ломтиком, а покрывать его тончайшими слоями сыра не толще папиросной бумаги, предварительно покрывая всю поверхность хлеба идеально ровным слоем сливочного масла, чтобы не дай бог! – оставить заусеницу не намасленного пространства по самому краешку! Зубы и чуткий язык старухи должны были касаться бутерброда, ухоженного, как избалованный малыш. Но Ева умела не только нарезать сырным ножом золотую материю для гурмана или вымыть до блеска кухонные окна, но и душевно поболтать, приготовить на скорую руку изысканные заварные пирожные шу, а если надо, и шикарный ореховый торт или пирог со штрейзелем. Ведь она была из семьи сладкоежек и знала, что взбитые сливки можно испортить, если прежде сахарной пудры добавить ваниль, а готовый бисквит нужно – торопись! – смазывать шоколадным кремом, пока тот еще не остыл, и т. д.