Ермак. Том II - стр. 9
Хантазей водил казаков на охоту. Знал он сибирские чащобы, как родное стойбище. По следу шел спокойно и находил, где таится зверь. Били казаки сохатого, лис, соболя и зайцев. Ходили на медведя – поднимали из берлоги и укладывали лесного хозяина рогатиной да острым ножом.
В один из искристых морозных дней вогулич примчал на лыжах веселый и закричал:
– Батырь, холосо, сибко холосо. В лесу есть пауль[3] – один, два, три. Можно рыбы взять, олешек. Жить будем!
Иванко Кольцо с пятью казаками на лыжах отправились к вогуличам. Хантазей шел впереди и по старой привычке разглядывал следы зверей:
– Тут лис пробежал, а это бурундук… Вот соболь… Ах, ах, бежать за ним, да в пауль идти надо!
У дымных чумов яростно залаяли псы. Хантазей весело прищурил глаза, успокоил:
– Холосо, сибко холосо. Хозяева из чума выходить будут, радоваться гостям. Ой, холосо!
На белой оснеженной поляне резко выделялись пять черных чумов, освещенных загадочным светом северного сияния. Из них выбежали проворные люди в малицах и отогнали собак. Хантазей заговорил с хозяевами, показывая на казаков, и повторял:
– Рус, Рус…
– Русс… Русс! – повторяли вогулы, радуясь приходу гостей, радушно зазывая их в чумы. Скуластые плосконосые женки, украшенные лентами и бляшками, стыдливо опускали глаза. Иванко Кольцо ухватил одну косоглазую за подбородок и засмеялся:
– У, милая, до чего ж хороша!
Казак Колесо, великого роста и простодушный, отозвался:
– Что поделаешь, на чужой сторонушке и старушка – божий дар.
Глаза казаков были ясными, шутки искренними, ласковыми. Вогулы чутьем угадывали, что пришли друзья. Казаки забрались в первый чум. Нючи[4] насквозь прокопчены дымом, который вьется вверх и ест глаза. Кругом нары, покрытые оленьими шкурами. Хантазей присел у камелька, разжег свою коротенькую трубочку и глубоко затянулся.
– Ой, сибко холосо!
На лице вогулича – довольство; он стал раскачиваться и распевать веселое:
Казак Колесо хлопнул Хантазея по плечу:
– Вижу, жаден ты на чужое!
Вогулич подмигнул; глаза его смеялись. Он ответил казаку песней:
– Ишь ты, ловок черт! Вывернулся! – добродушно засмеялся Колесо, а Хантазей весь сиял и продолжал распевать: