Ермак: Начало. Телохранитель. Личник - стр. 41
Я подошел к столу. Завернул деньги в платок и положил обратно в шкатулку. Затем открыл ларец и долго перебирал лежащие там бумаги. В основном это были выписки из церковных книг о рождении и смерти членов семьи Алениных, поминальная книга с датами помина умерших родных, наградные листы и прочие документы. Убрав шкатулку и ларец в сундук, взял в чулане самовар и понес его на двор, чтобы наполнить водой и растопить. Дед после бани мог выпить чашек пять-шесть прям-таки обжигающего чая.
Выйдя на крыльцо, увидел, что дед с влажными волосами и бородой, в чистом исподнем уже сидит на любимой лавке у крыльца.
– Чайку – это хорошо. – Дед размашисто перекрестился. – Давай, внучек, раскочегарь самовар да в бане приберись, а я пойду прилягу, что-то ноги не держат.
Старый Аленин начал подниматься на крыльцо, пропустив спускающегося внука.
– Да, Тимофей, чуть не забыл! Домовина моя готовая на подволоке в сарае лежит.
– Деда, ну что ты все заладил: умру, домовина, похоронишь меня… Как маленький.
– Цыц у меня! Ишь, голос поднял! Еще не умер. А офицером стань, Тимоха, и науки свои полезные казакам передай. Это мой наказ тебе, Тимофей Васильевич! – с этими словами старик зашел в дом.
Я быстро наполнил свежей водой самовар, растопил его, потом сбегал в баню, вымел листья, опавшие с веников, которыми парился дед, промыл полы, лавки, замочил в щелоке грязное исподнее деда и пошел в дом. Зайдя в горницу, увидел деда, лежащего с закрытыми глазами, не на кровати, а на лавке и со скрещенными руками.
«Вот дед чудит! – подумал я. – Осталось только свечку зажженную воткнуть, и можно отпевать».
И в тот же момент неестественная желтизна щек на лице деда заставила меня броситься к старику и прижаться ухом к груди. Биения сердца слышно не было. Я прижал два пальца к сонной артерии на шее деда – пульса не было.
«Этого не может быть, – метались мысли в моей голове. – Не может быть такого! Сказал, что умрет сегодня, и умер. Он что, сердце себе остановил?»
В это мгновение будто что-то лопнуло в моем сознании. Упав на колени перед лавкой, я уронил голову на грудь деда и в голос зарыдал. Сколько проплакал, выкрикивая какие-то слова, не помню. Успокоившись и поднявшись на ноги, я, взяв длинный рушник, подвязал подбородок Афанасию Васильевичу и вышел из дома. Потом оседлал коня и поскакал в станицу, чтобы сообщить о смерти деда станичному атаману.
Глава 6
Выбор пути 2
Воспоминание о том дне наполнило меня грустью. Жалко было старого Аленина. За три месяца общения, благодаря Тимохиной составляющей моего сознания, я стал относиться к нему как к своему деду, тем более что Афанасий Васильевич был очень похож на моего родного деда, которого я сильно любил. Но именно смерть деда и его последние слова позволили мне окончательно определиться с моей дальнейшей жизнью в этом мире и наметить первые шаги.