Ермак: Начало. Телохранитель. Личник - стр. 12
– Бросили, значит? – угрюмо произнес старый Аленин, сверкнув глазами.
– Да погоди ты, дядька Афанасий! – Атаман опять вытер пот, теперь рукавом рубахи. – Влетели Ромка с Петрухой в станицу с криком: «Караул, хунхузы!» Мы в набат. Кто в станице из казаков был – в ружье, на конь и к Соворовской лощине. Пока скакали, казаки гутарят, что поздно уже, увели хунхузы табун, придется за ним на ту сторону Амура идти.
– Да не тяни ты, Никодимыч! – взмолился Афанасий.
– Да… живой, живой твой Тимоха. Вона, привезли уже. – Селеверстов показал рукой на въезжающих на двор Алениных казаков.
Старый Аленин с трудом дошел до подвешенных между лошадей носилок, где лежал внук Тимофей, и невольно отпрянул. Вид у Тимохи был ужасен: порванная рубаха, шаровары, сапоги – все было в грязи и буквально залито кровью. Лицо и волосы молодого казака были покрыты буро-коричневой коркой. Лишь на голове да на правом предплечье белели повязки из холстины, также пропитанные кровью.
– Не бойся, дядька Афанасий. – Атаман неслышно подошел и положил старику руку на плечо. – Не его эта кровь. Легко, можно сказать, твой внук отделался.
– А чья кровь тогда? – повернув голову к атаману, спросил старик.
– Расскажу все, подожди. Сейчас казаки Тимоху в бане разденут, отмоют и в хату занесут. Давай быстрее, станичники! – повелительно гаркнул Селеверстов. – Шевелись!
Четверо казаков, спешившись, осторожно сняли носилки с телом Тимохи и понесли к бане Алениных. Еще двое бросились в дом за ведрами. Кто-то уже черпал воду из колодца, а мощного телосложения черноусый казак кинжалом щипал лучину для розжига банной печки.
В это время на двор въехала бричка, из которой вылез окружной фельдшер Иван Петрович Сычев. Что-то спросив у казаков во дворе, он быстрым шагом, с саквояжем в руке прошел в баню.
Старый Афанасий тяжело опустился на лавку у дома и, показав атаману Селеверстову, чтобы тот садился рядом, устало произнес:
– Ну, сказывай далее.
– Да что сказывать-то… – так же тяжело опустился на лавку атаман. – Непонятно все!
– Что непонятно?
– Да то. Получается, дядька Афанасий, что Тимоха-то твой двенадцать хунхузов на тот свет отправил.
– Как двенадцать? – Брови старика Аленина от удивления взлетели вверх.
– А не знаю, как! – Селеверстов поставил шашку между ног и оперся подбородком на ее эфес. – Последнего он у нас на глазах убил. – Атаман разгладил пальцами свои сивые усы. – Галопом влетаем с казаками в Соворовскую ложбину, там уже нет никого. Несемся дальше, к спуску к Амуру у острова, глядим – сверху на холме Тимоха стоит в таком вот виде: весь в кровище, а на него хунхуз верхами несется во весь опор, визжит и своей железякой китайской машет. А у Тимохи правая рука плетью висит, а в левой только кинжал.