Эра Волка - стр. 50
Денис просидел весь остаток вечера за лицезрением их с Катей прошлого. Путешествие, совершаемое его сердцем, оказалось мучительным, но оно было необходимо – он прощался с Катей, пытался отпустить призрак возлюбленной, который уже не в силах был волочить за собой. Призрак цеплялся за его память, оживая на глянцевых карточках, махал с них рукой, посылал воздушные поцелуи, смеялся и манил, манил с такой силой, что сопротивляться было просто невозможно. Но даже в коньячном чаду Денис понимал – Кати больше нет!
Неожиданно его потянуло на экзистенциальные размышления, до зарезу понадобилось разобраться в вопросе загробной жизни. Есть ли она, и, если есть, то что приключается с человеком после смерти. До того ему не хотелось верить в то, что Катерина напрочь стерта с полотна этого мира, что он решил-таки признать существование души. Тем более что и ученые её, похоже, уже не отрицают, даже умудрись взвесить, не то 20, не то 21 грамм она, по их подсчётам, должна была весить. Мысль о том, что от Кати помимо пепла, осталось 20 грамм чего-то непонятого, давала сомнительное утешение.
Еще какое-то время разгоряченный коньком Денис продолжал мучить свой мозг, путаясь в лабиринте метафизических хитросплетений. Потом плюнув, он встал с постели, опрокинув уже почти пустую бутылку, и, выудив из тумбочки маркер, написал на стене то, что сумел на данный момент понять.
Всё суета сует,
И это – суета.
Ответов не было и нет,
А только маята.
Решив более не терзать себя вопросами о материях, столь неясных для его прагматичного ума, Денис отдался-таки спасительному сну.
20. Глава 19
Утро принесло Денису похмелье и какую-то неясную тоску. Отчего-то сделалось совестно за попытку подменить градус душевного напряжения алкогольным. Эта подмена не давала ни облегчения, ни понимания, вообще ничего не давала, лишь отбирала силы и способность аналитически мыслить.
Превозмогая головокружение, Денис выволок себя на улицу, в надежде на то, что свежий воздух хоть слегка разбавит его дурноту.
Охристо-пурпурный октябрь бодрил. Под ногами смачно шуршали навалившиеся густым слоем листья, от них шёл влажный, тоскливый запах перегноя и ещё чего-то такого особенного, осеннего. Денис жадно вдыхал эту чистоту и свежесть, пытаясь выместить остатки вчерашнего перепития. Выходило это у него вяленько, и тогда он побрел к Смоленке, той её части, что протекала между Смоленским и Военным кладбищами.
Ему хотелось движения, или хотя бы его видимости, сам он после длительного запоя становился всё более и более зыбким. Денису грезилось, будто под действием последних событий, он настолько уже истончился, что его самого, как яркие осенние листья, скоро оторвёт от основания, за которое он всегда держался, да и понесет неведомо куда. Он будто чувствовал, что происходит какое-то смещение его жизненной оси, координаты двигаются, искривляются, а всё то, что казалось плоским, начинает обретать форму, прежние же броские образы наоборот затуманиваются и меркнут.