Эра Волка - стр. 120
– Ну, так вот, – громче нужного пробасил его спутник. – По реке нашей можно, значит, прямиком в Финку попасть, вот так-то.
Пройдя ещё метров пятьсот и рассказав Денису о том, что впервые селение Гитола упоминалось ещё в летописях 1471 года, и принадлежало польскому королю Казимиру IV, Барсук неожиданно оборвал свой рассказ и шёпотом добавил:
– Я в этих краях не вполне местный, лет пять живу, – зашептал мужик. – Но про Хельму могу сказать тебе только одно: будь на чеку, мальчик, странная она. Я за годы, что тут прожил, половину зубов уже потерял и полысел совсем, а она как бабкой старой была, так ни на грамм и не изменилась.
– Да куда ж там ещё старее-то быть, она и так лет на двести выглядит, – посмеялся Денис. – Только вот зрение у неё, пожалуй, для старухи больно хорошее.
– Не только зрение, мальчик, не только зрение, – заговорщически прошептал Барсук. – Местные её уважают, за травами и примочками ходят, говорят, она любую хворь излечить может. Хельма, по нашим меркам, богато живет, дом, как говорится – полная чаша. Это её так селяне балуют: кто кусок сала, кто дровишек, кто маслица презентует, парни местные воду носят, девки огород поливают и веники для неё собирают, а она их знахарству учит. Я спрашивал самую старую бабку Розу, что ещё русско-финскую войну помнит, давно ли Хельма здесь поселилась, она говорит, что сколько себя помнит, та всегда здесь жила.
– Сколько же ей лет? – поразился Денис.
– То-то и оно! – восклицал Барсук, – Роза говорит, что когда была ещё маленькой, баба Хельма её от ветрянки вылечила.
– Так и говорит «баба Хельма»? – переспросил Денис.
– Так и говорит, а ей самой между прочим уже девяносто три.
Совсем не суеверного Дениса вдруг вновь обуял мистический ужас. Ему перестало казаться, что он - вышедшая в дамки пешка. Теперь он ощущал себя щепкой, отлетевшей от острого топора дровосека, мелкой такой деревяхой, оторванной от родного и привычного мира.
Денис представил, сколько Хельме могло быть лет, если она почти век назад уже старухой звалась, и непроизвольно затряс головой, будто пытался отогнать жутковатую догадку.
– Да нет, – подумал он вслух, – это просто какой-нибудь местный феномен, типа разряженного воздуха или ещё чего-то. В Японии есть одна деревня, там люди по сто с лишним лет живут, особенности климата позволяют.
– Мы не в Японии, друг мой, мы в Хийтола, и окромя этой старой финки здесь так долго никто не задерживался. Я, знаешь, вообще не удивлюсь, если она ещё Казимира IV помнит, – совершенно серьезно заявил Барсук.
Денис брел по заснеженным тропкам к реке, и размышлял о том, как меняется мироощущение людей, если выехать из шумного мегаполиса в глухомань. Каких-то двести километров и тебя словно через временной портал в средневековье перебросили. От навязчивого шума в большом городе ты стараешься абстрагироваться, здесь же пытаешься в лае собак и поскрипывании половицы прочесть тайные послания духов. Город давит на тебя чугунным информационным прессом, и ты затыкаешь порой уши, чтобы тебе не влили в них очередную новость о сбитом Боинге или о том, как бабушка съела дедушку. В заснеженном безмолвии и мнимой неподвижности этих мест ты чувствуешь острую необходимость в каких-нибудь событиях, каких угодно, лишь бы не эта немота и анемия. Ты начинаешь прислушиваться, приглядываться, воображать. И вот здесь-то и кроится настоящая опасность для непривыкшего к тишине и покою человека – он может начать видеть и слышать то, чего нет и быть не может.