Эра Волка - стр. 102
Скорлупа его устоявшегося мировоззрения надтреснулась уже давно, и в образовавшиеся щели постоянно просачивались всё новые и новые откровения. А после вчерашних событий откуда-то извне неожиданно пришло понимание, что честь действительно важнее всего, даже жизни. И это было особенно странно, если взять во внимание тот факт, что обыкновенно он не задумывался о таких вещах, особенно вступая во взаимоотношения со слабым полом.
На фоне его стоических убеждений, молящие взгляды Светы выглядели невозможно удручающе. Она была разбита, вчерашняя история просто сокрушила её, и перед Денисом снова сидела поникшая, затравленная замухрышка с опущенными плечами. Ни блеска в глазах, ни пунцового румянца, даже подкрашенные ресницы и модное платье не спасали положения. Ему было не просто жаль Свету, будь это так, он утешил бы бедняжку, Денис испытывал к ней сострадание – удивительное и новое для него чувство.
Он видел её жизнь как блокнот с фотографиями, он понимал, от чего ей так грустно и тяжело, к тому же осознавал, что её ждет ещё более мрачное будущее. Она не в состоянии была справиться с существующими трудностями, которые наслаивались друг на друга, образуя стену меж ней, и тем миром, в котором она хотела бы жить. Главная Светина беда заключалась в том, что она не верила в саму возможность сломать эту стену, поэтому та и продолжала расти, замуровывая несчастную девушку в камеру одиночника.
В сущности, людей подобных Свете, по Земле ходило несметное множество, они добровольно, а порой и с поразительным энтузиазмом возводили вокруг себя клетки, барьеры, и даже целые крепости, ограждающие их от счастья. Люди множили и полировали свои страхи, обиды, привязанности, не желая расставаться с этим грузом, потому как он был привычен и понятен.
Дениса такое положение вещей повергало в ужас. Сквозь увеличительную линзу вчерашних событий, он узрел всю абсурдность этих страхов и привязок. Конечно, он понимал, что для Светы съехать от матери и жить собственной головой – непосильная задача, и поэтому она приносит в жертву свободу. Но также он видел, что жертва эта гораздо увесистей тех лишений, которые она претерпела бы, уехав из родительского дома.
Все эти прозрения приоткрыли ему завесу и над его собственной жизнью. И то, что он увидел, пугало его, потому как на самом деле не отличался он от Светы ни на йоту. Он гонялся за призраками прошлого, воздвигал им памятники и нёс к их гранитным пьедесталам всё, что мог, включая достоинство, своё и чужое. Он был одержим идеей отмщения, отчего-то полагая, что она благородна, а значит, даёт ему право использовать других людей в борьбе за общечеловеческую справедливость.