Эпос трикстеров – 1. Велес и проклятые боги - стр. 45

Тут где-то на фоне сознания кошачьим коготком по сердцу царапнуло одно прошлогоднее воспоминание. Дело ещё в конце 7 класса было. Валерка Воробьёва вдруг стала оказывать ему мелкие знаки внимания. По душе Лерка была девчонкой хорошей, но узкое лицо и слишком большой нос делали её похожей не на воробья, а скорее на грача. Впрочем, биологичка, вроде бы говорила, что грачи принадлежат к отряду воробьиных… Да не важно. Важно, что Юрка не хотел, чтобы у его детей был такой же клюв. И просто представить себя гуляющим под руку с этой птицей не мог. Поэтому Юрка Лерку от себя оттолкнул. Преднамеренно, грубо и однозначно. Воспользовался какой-то вознёй, затеянной одноклассниками. Лерка тогда попыталась втянуть его в эту игру, слегка пихнула плечом. А он развернулся и обоими руками толкнул её в грудь со словами: «Отстань от меня!» Воробьёва обиделась и больше не приставала.

Юрке до неё не было дела. То есть ему хотелось, чтобы не было дела. Он даже убеждал себя, что поступил абсолютно правильно. Относись он к ней нормально, девчонка нафантазировала бы себе всяких глупостей, а потом пережила бы страшный облом. Но в глубине души Юрка чувствовал, что поступил с Леркой как-то… неправильно.

* * *

Николай Денисович встретил троицу приятелей, будто званых гостей, чаем и пирогами с крольчатиной. Очень кстати оказались, так как наша троица подорвалась в путь, не пообедав. Пока парни уплетали угощение, дед начал рассказ.

* * *

Пришёл июнь. Правда, на Земле ещё никто не знал, что этот месяц называется июнем. Римляне это название придумать не успели. Да и самих римлян история ещё не придумала. В лесах северо-восточной Европы месяц называли именем горностая[1]. Но это никак не меняло того факта, что июнь всё-таки наступил. Хотя погода в те дни стояла премерзкая. Уже неделю почти без перерывов моросил холодный по-осеннему мелкий дождь. Резкие порывы ветра наводили на людей страх. Время от времени в лесу ветер валил на землю подгнившие деревья, ломал слабые сучья на здоровых стволах. В его завываниях чувствовалось что-то чуждое и враждебное.

Настроение было такое же мерзкое, как погода. В центре большого круглого зала в выложенном камнями очаге потрескивали дрова. Дым белым столбом уходил вверх. Там в крыше проделана аккуратная дыра. Через неё был виден кусочек белёсо-серого неба и рвущиеся в дом мелкие капельки дождя.

Единственной мебелью в зале были нары, сделанные из пары брёвен и толстых жердей. На жерди была брошена изрядная охапка сена, которую сверху застелили различными шкурами. На этих шкурах и лежал хозяин дома. Вернее было бы сказать, что он сидел, прижавшись спиной к стене, закопавшись в вороха шкур. Впрочем, не знаю, годится ли фраза «закопавшись в шкуры» для качка-великана с рожей, увидев которую ночью в глухом переулке, любой человек с радостью отдал бы не только всё своё имущество, но и последнюю рубаху вместе со штанами. Волос горевал нынче в таком облике. Чёрные глаза страдальца подёрнулись пьяной дымкой. Чёрные волосы растрёпаны, густая чёрная борода – всклокочена.