Эмма и Синий джинн - стр. 4
Тристан, по-видимому, был такого же мнения – он подбежал к ковру-самолёту, быстро его обнюхал, затем улёгся на ковре и уютно свернулся клубочком.
Карим посмотрел на Тристана так, будто никогда в жизни не видел спящей собаки, и воскликнул:
– Клянусь безбородыми щеками моего халифа! В Баракаше собак не очень-то жалуют, но отныне я буду почтительно склонять свою голову перед каждой собакой.
– Ну вот и хорошо. Обо всём договорились.
Эмма быстренько написала записку родителям:
«Не беспокойтесь! Я улетела с джинном, он почти совсем большой, мы летим искать пропавшее кольцо, которое он носит в носу.
И вообще, со мной Тристан!
Целую. Эмма».
Насчёт «почти совсем большой» Эмма, конечно, преувеличила, но она решила, что, причитав эти слова, родители будут меньше беспокоиться.
– Далеко до твоего халифа? – спросила она Карима, когда ковёр взмыл в воздух и полетел над морем.
– На утренней заре ты увидишь его дворец, – ответил Синий джинн.
– Ну-ну, – пробормотала Эмма и вдруг сообразила, что на ней её домашний халатик. Неприятность-то какая! Они же прибудут ко двору настоящего халифа…
У Тристана подобных забот не было. Прикрыв нос хвостом, он сладко посапывал во сне.
А Эмма решила не спать. В конце концов, ведь из всех ночей её жизни (Эмме было восемь лет, значит, ночей почти три тысячи) эта ночь была самая, самая, самая необыкновенная.
Но в какой-то момент, когда они летели над незнакомым морем, глаза у Эммы всё-таки закрылись и она заснула.
Дворец увядших цветов
Когда Эмма снова открыла глаза, алое солнце поднималось в небо над страной, которая с виду была очень-очень чужой. Эмма увидела пальмы и башни, купола и белые дома, лепившиеся друг к дружке точно соты в улье.
– О Баракаш! Наконец-то я вновь тебя вижу! – воскликнул Карим, смахнув слезинку с кончика носа. И начал растворяться в воздухе, превращаясь в дым, причём не с головы, а начиная от пупка вниз. – О моём возвращении лучше никому не знать! – шепнул он Эмме. – А ты приземляйся, лучше всего – перед дворцом. Дворец вон там, за пальмовой рощей. – И Карим исчез в своей бутылке.
– Приземляться? Ой, да как же это? – Эмма испугалась. Ковёр летел низко, его бахрома задевала высокую башню какого-то здания. – Карим! – шёпотом позвала Эмма, наклонившись над горлышком бутылки. – Карим, вылезай! Я не умею приземляться!
– Дёрни бахрому и крикни: «Ялла!» – прошептал в ответ джинн. – Обычно он слушается.
И в самом деле, после того как Эмма вырвала три нити из бахромы ковра и пять раз прокричала «Ялла!», ковёр послушался и мягко, точно пёрышко, опустился на землю перед дворцом халифа. В городских переулках было ещё безлюдно. Только какая-то старушка тянула за уздечку ослика, не желавшего переходить через площадь. Приземлившийся ковёр-самолёт её, кажется, не удивил, так же как и неуместный домашний халатик Эммы.