Емельян Пугачев. Книга вторая - стр. 9
– Иди ко мне служить. И тебе хорошо будет и мне честь – бывший императорский лакей при моей особе.
Огромная бородища Митрича зашевелилась от кривой улыбки. Он снял шляпу – лысина засияла под солнцем – и низко поклонился Барышникову:
– Премного благодарен вам, батюшка. Да ведь стар я.
– А я и не буду утруждать тебя больно-то. У меня лакей молодой есть. А ты станешь главным. Я тебе форму справлю с такими галунами, что ты и при дворце-то не нашивал. У тебя медали-то есть?
– А как же, батюшка, четыре штучки-с… А сверх того офицерский крест. Вся грудь увешана.
– Ну, стало быть, не надо лучше! Беру тебя!
– Сам государь изволил приколоть мне крестик-то. Оба мы с ним пьяненькие тогда были. Он говорит: «Я, говорит Митрич, люблю тебя… как папашу своего… На-ка, грит носи. Да смотри, береги меня пуще». И при сих словах изволил снять крест со своея груди и мне приколоть. А вот я и уберег его… Ловко уберег благодетеля… – Митрич отвернулся замигал засопел, по его щекам покатились слезы.
– Не тужи. У меня тебе не хуже будет У меня в намерении такие дела заворачивать, что ахнут все.
– Премного благодарствую Я в согласьи.
Старуха Юсупова остановилась возле места, где продавали привезенных негров – под видом отдачи их в услуженье богатым вельможам. Во дворец Юсуповых как раз требовались два негра. Был у них один, но состарился, да кроме того граф Шереметев имеет у себя четырех негров а Юсуповым в чем бы то ни было отставать от Шереметевых не хотелось Старуха сторговала двух негров одного плечистого средних лет богатыря, другого – лет тринадцати мальчика с печальными глазами. Она заплатила высокую сумму, втрое превышавшую цену за хорошего русского слугу. Княгиня с внуками села в подкатившую за ней карету, поручив лакею с полицейским доставить негров на дом в рябике.
По ее отъезде разыгралась сцена, заставившая многих даже и видавших виды случайных зрителей содрогнуться. Старуха Юсупова не знала, что ей придется навеки разлучить отца с сыном. Если б она это знала, она купила бы вместе с мальчиком и отца его или же отказалась бы от покупки сына Когда отец, уже седоватый, но мускулистый, плотный человек, увидал, что его сына уводят, а он остается и, может быть будет продан где-нибудь в другом государстве, он бросился к плачущему детищу; сын повис на его шее и замер Белки огромных глаз отца засверкали, толстые губы скривились в страшную гримасу, обнажив ряд белейших, как саксонский фарфор, зубов. Он обнял сына, и вся его коренастая фигура напряглась, как бы приготовившись к защите этого тихого мальчика, единственной его радости в жизни.