Эльзас и Страсбург - стр. 11

Их слушателями были владельцы высотных твердынь. Им приходилось выступать в мрачных тесных залах, при коптящих сальных свечах, стоя на каменном полу, в лучшем случае устланном соломой. Они носили не шелковое платье, а балахоны из грубого полотна, во время трапезы пользовались не серебром, а деревянными ложками и глиняными горшками, лишь мечтая о замковых пирах, где, впрочем, те же продукты подавались в такой же посуде, только в больших количествах. Иногда трубадуры распевали свои кансоны (от прованс. canso – «песня») в тавернах и крестьянских домах, заглушая музыкой урчание голодного желудка:

Заветной целью каждого певца был двор сеньора – единственный источник достатка и духовного удовлетворения. Власть средневекового аристократа трудно сравнить даже с королевской. В отличие от монарха он мог распоряжаться имуществом и жизнью своих людей. От него зависели судьбы не только домочадцев (жены, детей, близких и дальних родственников, слуг), но и знатных подданных, имевших свои замки и, согласно законам гостеприимства, вынужденных принимать сеньора и его свиту в любое время, не рассчитывая на оговоренный срок. Имея много вассалов, сеньор мог вести кочевую жизнь, разъезжая по чужим домам хоть до самой смерти, как однажды случилось с бароном Рожером Каркассонским.

Немаловажной составляющей замковой жизни являлись суды. Прежде чем принять какое-либо решение, хозяин созывал на совет родичей и рыцарей, давших ему клятву верности. Такой суд мог одобрить или запретить свадьбу, пострижение в монахи, войну против «вредного» соседа или захват владений одинокой соседки. Судебные заседания плавно перетекали в торжества, и тогда на сцену выступали трубадуры. Пышные многодневные праздники были не просто забавой, они повышали престиж дома, особенно если в них принимали участие знаменитые исполнители.

В средневековой песенной культуре сложился портрет идеального сеньора, которому полагалось иметь большой двор и быть прежде всего щедрым, а уже потом мудрым, веселым, любезным и юным. Последнее качество во многом повторяло первое, поскольку юным (независимо от возраста) считали того, кто «не дорожит ни жизнью своей, ни добром, кто расточительствует в честь гостя и делает дорогие подарки, кто всегда готов сражаться на поле брани, в поединках, на турнирах. Будет юн тот, кому нравится ухаживать за дамами… Пусть не завидует он богатству старости, ибо с богатством юности он сможет достичь, чего пожелает» (Бертран де Борн, конец XII века).