Эллиниум: Пробуждение - стр. 9

– Да еще посмотрим, кто кого опозорит! – отозвался Козлик, готовый увидеть вызов даже там, где его не было.

– Угомонись ты, – мирно сказал Увалень. – Пескарь дело говорит. Вернемся, и все будет для нас по-новому, – он даже не заметил, что говорил об этом сам, а Пескарь посвятил свою речь совсем другому.

– Для тех, кто вернется, – вставил Ящерка. – Раадосские пираты – это вам не дикие козопасы с гор.

– Воины Города-в-Долине бились с раадосцами лишь однажды, – заметил Козлик, проявляя неожиданные для Пескаря познания в истории. – Это было вёсен тридцать назад. Тогда большой отряд их высадился у стен Кадма, и пираты принялись грабить усадьбы в окрестностях. Гонец кадмийцев по имени Лабуга пробрался мимо раадосцев и за один день и одну ночь добежал до Города-в-Долине. Наши воины немедленно выступили на помощь и напали на лагерь разбойников через два дня рассвете. Враги не были готовы к удару, и наши смели их, как зимний дождь смывает листья с камней. Это была легкая победа, которая надолго угомонила раадосцев. Однако мы ни разу не сталкивались с ними в настоящем бою, щиты в щиты. А воины у них, как говорят кадмийцы, крепкие – им часто приходилось с теми сражаться.

Пескарь искренне удивился:

– Откуда ты все это знаешь?

– Думаешь, я вру?! – взвился Козлик. – Спроси Рубача, если хочешь, он тебе то же самое скажет, слово в слово!

– Я верю, не кипятись ты, как котелок, – примирительно ответил Пескарь. – Молодец, что запомнил.

– Я люблю слушать истории, и все, что слушаю, стараюсь запоминать, – неожиданно раскрылся Козлик.

– Это все, что тебе остается – помнить о подвигах других, – усмехнулся Ящерка.

Козлик собрался было броситься в бой, но Пескарь его опередил:

– Хватит подначивать друг дружку, – сказал он, пристально глядя на Ящерку – так, чтобы понятно было, в чей огород он кидает камень. – Мы больше не дети. Пыл стоит приберечь для врагов. Не хватало еще выйти в первый бой с расквашенными из-за глупых распрей носами.

– Слышал, чешуйчатый? – поддакнул Увалень.

Ящерка в ответ лишь снова усмехнулся половиной рта, но ничего не сказал.

Той же ночью, когда Пескарь уже устроился на циновке в своей отдельной пристройке к царскому дому, к нему вошла мама.

– Пескарик, ты тут, сыночек? – тихо спросила она.

– Да.

– Спишь?

– Да.

– Ну, ладно, спи, – она уже развернулась, чтобы уйти, но Пескарь, словно устыдившись сам не понимая чего, добавил:

– Ты что-то хотела, мам?

– Ничего особенного, малыш.

Пескаря немного покоробило обращение «малыш», но он ничего не сказал.

– Просто хотела посмотреть на тебя, – мягко сказала мама, и Пескарю показалось, что она не договорила слова «в последний раз».