Елисейские Поля - стр. 61
– Почему ты не бегаешь? Все уже осмотрела?
Люка зевает во весь рот:
– Скучно.
– Нечего киснуть. Пойдем-ка лучше гулять. Тут, говорят, чудесный лес.
– Ну и пусть себе лес…
– Пойдем, – уговаривает Вера. – Знаешь, тут, наверное, и кондитерские есть. И мороженое. А, как ты полагаешь?..
Люка встает:
– Ну, если мороженое. Только сначала мороженое, а потом лес.
В лес она совсем не пойдет, удерет из кондитерской. Очень ей нужен лес…
– Идем же.
Вера тяжело сходит в сад. Люка бежит за ней, глядя на ее спину.
Как утка ковыляет. Нашла тоже время рядиться. Только еще безобразнее…
– Первым делом в кондитерскую. – Люка открывает калитку и останавливается.
У самого забора стоит Арсений.
– Арсений Николаевич, – вскрикивает Вера как-то особенно громко.
Люка молча прижимает руки к груди.
– Здравствуйте, Вера Алексеевна. Здравствуйте, Люка. Какими судьбами?
– Мы здесь живем.
– Неужели? И я тоже. Вот моя дача. Та розовая, на углу. Мы опять соседи, как в Мондоре.
Вера улыбается:
– Мы так давно не виделись. Мама будет очень рада. Зайдем к нам.
Люка бежит вперед предупредить, проносится через сад и, задыхаясь, вбегает в дом:
– Мама, мама! Да где же ты?
Екатерина Львовна выходит, держа в руках маленький вязаный чепчик:
– Что? Что такое?
– Мама, Арсений Николаевич. Он здесь. Он живет с нами рядом, – захлебывается Люка.
– Вот как?
Екатерина Львовна почти не удивлена.
– Мама, он идет сюда!
– Ну хорошо, пусть идет. Но ты-то чего так кричишь?
Люка смущается:
– Я… Я пойду руки вымыть, – и бежит наверх.
У себя Люка садится на пол и раскачивается из стороны в сторону:
– Он здесь, он здесь, он здесь…
Потом вскакивает, смотрит в окно.
Арсений и Вера идут по саду. И все кругом: жасмин, левкои, трава, деревья и небо – вдруг меняется. Все становится волшебным, звенящим, летящим. И даже Вера, тяжелая утка Вера кажется легкой белой бабочкой. Все кружится. Сад медленно плывет перед глазами. Люка глубоко вдыхает теплый воздух и снова садится на пол.
Снизу уже слышатся голоса:
– Вот и отлично, теперь мы вас не выпустим. А то за всю зиму ни разу не были у нас.
– …Я тоже очень рад, поверьте…
Люка встает, моет лицо и руки – зачем? Она все равно не посмеет сойти. Причесывается, смотрит на себя в зеркало и трясет головой, чтобы снова растрепать волосы, а то будто корова языком прилизала. Нет, она все равно не сойдет…
Снизу голос Екатерины Львовны:
– Люка, где же ты? Иди чай пить…
– Сейчас, мама.
Люка остановилась красная, с бьющимся сердцем. Как она выйдет такая, все сейчас поймут.
Но никто не обращает на нее внимания. На пестрой скатерти стоят голубые чашки. Большой шмель кружится над вазой с жасмином. Самовар блестит, все такое привычное, совсем как всегда…