Елисейские Поля - стр. 21
– Оставь меня. Я уже почти видела его. А теперь все пропало. Пропало.
4
Со смертью у Люки старые и сложные отношения. Пяти лет Люка слушала сказки про волшебниц и злых колдунов, прижимаясь к маминым коленям.
– Мама, ведь это все еще повторится? Не правда ли, повторится? – спрашивала она, бледнея. – И волшебницы, и колдуны? Когда я вырасту, а ты будешь мертвая. Да?
И мама грустно улыбалась:
– Разве ты хочешь, чтобы я умерла?..
– Ах нет. Но ведь бабушка уже умерла. Значит, теперь твоя очередь. Но ты все-таки, пожалуйста, поживи еще. Без тебя мне будет очень скучно.
Люка соскальзывала с теплых маминых колен, бродила по большому неосвещенному дому, пока не попадала в длинный коридор. Из коридора дорога уже одна – хотя и запретная – прямо в кухню. Люка робко толкала дверь и останавливалась. В кухне было жарко. Плита пылала красными огнями, в кастрюлях и на сковородках что-то кипело и жарилось. Синий чайник подскакивал, хлопая крышкой. Вода в нем булькала неприятно и насмешливо. Люка отворачивалась, лучше не смотреть на него. Она осторожно подходила к толстой кухарке и дергала ее за передник:
– Аксинья, расскажи про чертей.
И кухарка, помешивая что-то деревянной ложкой в кастрюльке, сейчас же начинала:
– А было это, барышня Люка, давно, когда вас еще и на свете не было. А я тогда была не такая, как теперь, а красавица, загляденье, коса до пят, глаза как звезды, сама румяная да белая. Вот и иду я однажды пройтись. Только вышла из села – гляжу, у самого леса тройка стоит, звенит бубенцами, ямщик с павлинным пером, кони быстрые, а в санях барин, чернявый, бородка клинушком, шуба тысячная и шапка бобровая. Сделал он мне этак ручкой: «Эй, красавица, садись, прокачу». Я было уж и ножку в сани занесла, да тут как подует ветер, и с барина шапку долой. А под шапкой-то волосы курчавые и рожки торчат. Ну, я назад, перекрестилась. Только снег столбом пошел, ни барина, ни тройки. А если бы села в сани, прямехонько в ад, в пекло доставил бы меня, а там за ножки да на сковородку. Жарься себе, как блин, чертям на радость.
– А теперь, Аксинья, чертей уже нет?
– Теперь уже нет. Все перевелись. Зато теперь большевички`. Большевички-то, говорят, еще почище чертей будут…
В одно утро встали с испуганными лицами, бегали по дому, укладывали чемоданы и сундуки. Надо удирать, завтра будет поздно…
У Люки был маленький ангорский котенок. Люка очень любила его, и первой ее мыслью было: а Ступка?
– Мама, Ступка поедет с нами?
– Нет, куда с кошкой. Там тебе новую купим.
– Мама, пожалуйста, возьмем Ступку. Я не могу без Ступки.