Елена - стр. 6
Разрыв (как и, по наблюдениям некого мыслителя, все долгожданное) случился неожиданно. Как-то Елена, к тому времени изрядно расхрабрившаяся, успевшая даже пару раз сходить в кино с подружками, сообщила Абулику, что намерена посетить день рождения однокурсницы.
– А кто там будет? – спросил Абулик настороженно.
– Не знаю, – ответила Елена беззаботно, – кажется, вся наша группа.
В группе, помимо десятка девиц, имелось и несколько ребят, и Абулик не поверил собственным ушам.
– Но я работаю, – сказал он настойчиво, – и не могу составить тебе компанию.
– Ничего, – уронила Елена небрежно, – я пойду одна.
– Одна?! Ах так! – Абулик смерил Елену взглядом кинорежиссера, готовящегося при монтаже выкинуть эпизод с актрисой, отказавшейся с оным режиссером переспать. – Ну что ж. Иди. Топай. Катись. Скатертью дорожка. Только больше не рассчитывай на… на…
– Не буду, – согласилась Елена хладнокровно.
Поскольку соотношение полов в группе, как и по всему мединституту, было неблагоприятным, лишь самую чуточку лучше послевоенного общегосударственного (О медицина! Феминизированная страдалица, отданная на откуп дамам, головы которых способны вместить единственный род рецептов – кулинарные), Елене с Асей пришлось довольствоваться одним провожатым на двоих. Жили девушки недалеко друг от друга, первая на Касьяна, вторая на Киевян, так что, когда к остановке подкатил сорок пятый автобус, тройка погрузилась в него в полном составе и отправилась вверх по Баграмяна. Доставив домой обитавшую на пути следования столь удачно подвернувшегося транспортного средства Асю, Елена с конвоирующим ее сокурсником двинулись дальше пешочком, благо идти было минут пятнадцать-двадцать. В итоге Елениного дома они достигли в полночь – мистический час, когда добропорядочным армянским девушкам полагается быть за воротами родительской крепости, под охраной пушек, кулеврин и катапульт. Подъезд был зловеще освещен тусклой, почти коричневой от пыли лампочкой и пуст, шаги в нем отдавались гулко, как в подземелье замка с привидениями.
– Я поднимусь с тобой наверх, – предложил однокурсник, глядя на струхнувшую Елену, и добавил весело: – Как никак время призраков.
На четвертом этаже Елена облегченно вздохнула и протянула было руку к дверному звонку, как вдруг!.. С погруженной в полумрак лестничной площадки на пролет выше с нечленораздельными воплями, размахивая кулаками, разве что не царапаясь и не кусаясь, низверглось некое… нет, не привидение, а вполне осязаемое, но невменяемое, можно даже сказать, нецивилизованное существо. Сокурсник, ошеломленный этой атакой, на миг застыл наподобие соляного столба, а затем позорно обратился в бегство (правда, позднее он клялся и божился, что существо опознал и посему ретировался, дабы не вмешиваться в «семейный скандал», на что Елена возразила, что семейные скандалы венчаются убийствами ничуть не реже, а наоборот, чаще прочих драк). Абулик, ибо то был, разумеется, он, дергаясь и выкрикивая упреки и обвинения вроде констатации факта, что день рождения по его сведениям завершился час назад, двинулся на Елену, намереваясь, по всей видимости, хорошенько ее вздуть, если не совершить над ней операцию, проведенную Отелло над другой блондинкой (в тот период Елена была золотоволоса, как Афродита), но, по счастью, ему помешало появление здоровенного соседского сына в майке и трусах, а следом и Елениной бабушки в наспех накинутом на ночную сорочку бумазейном халате (родители уже неделю, как колесили по Югославии, любуясь Адриатическим морем, горными пейзажами и иными природными красотами, а также помаленьку подторговывая, а именно, продавая прихваченные на этот случай фотоаппараты и покупая запрещенные то ли к ввозу, то ли к вывозу мохеровые нитки, которые расторопная Осанна торопливо превращала в быстрые в вязке ажурные джемперы, дабы по возвращении, дела вдаль не отлагая, приодеть любимое чадо, а заодно оставить в дураках таможенников, которые несомненно должны были кинуться искать мотки и ярлыки).