Размер шрифта
-
+

Елена - стр. 11

, да и где они их вообще откапывают, ловкачки-кладоискательницы, вернее, кладонаходительницы, черт бы их побрал… Пока Елена мысленно разносила в пух и прах невидную русоволосую женщину, что в ее привычки не входило, она, как уже говорилось выше, была, как правило, снисходительна к малоудачным произведениям природы, сестра ее Лиана вдруг приостановилась и залепетала в унисон с викинговой спутницей, произошел обмен приветствиями и прочими дежурными фразами (хау ду ю ду, миссис Хиггинс), засим последовала процедура знакомства… моя двоюродная сестра, очень приятно, с Таней мы работаем вместе, а это Олев, мужа моего старинный приятель… Ага, подумала Елена, так это теперь называется, но поймала взгляд Олева и… значительно позднее Олев заявил ей, и она поверила, несмотря на пионерский оттенок заявления, впрочем, какая женщина откажется поверить в свою способность вызывать любовь с первого взгляда, как она ни насмехается над этим понятием в принципе… да-да, он сказал:

– Я влюбился в тебя с первого взгляда, ты была в синем… то есть, турецко-синем (имелся в виду бирюзовый), который необыкновенно тебе шел, и пахла французскими духами, настоящая Елена Прекрасная…

Настоящая Елена Прекрасная французскими духами пахнуть не могла никак, ибо французов, как таковых, не было тогда и в помине, но сразу вообразилась просторная зала, в центре которой у очага, под расширявшимися кверху четырьмя колоннами стояла, кутаясь в бирюзовый гиматий, Елена Прекрасная, дочь царя Тиндерея, а перед ней склонился высокий, похожий на молодого бога Парис…

Впрочем, это выглядело немного иначе, в мегароне, где ни о чем не подозревавший царь Спарты Менелай представил своей прекрасной супруге путешественника с берегов Геллеспонта, было жарко, и Елена сбросила свой гиматий, явив изумленному Парису округлые белые плечи и длинную шею, а бирюзового цвета Аргивянка не носила вовсе, бирюзовый это цвет брюнеток и любимым он стал у дочери Торгома с тех пор лишь, как она вернулась к своему первозданному облику, что случилось не столь уж давно, не в эпоху первого брака и даже не второго, в период второго она изображала пепельную блондинку, а при первом сохранила тот золотистый цвет, который завела при Абулике.

Итак, описав несколько крутых виражей, мы вернулись в отправную точку или, если угодно, перевалочный пункт, а именно, к первому Елениному браку. Случился этот брак, как уже говорилось, в силу объективных причин. Отдыхая душой и телом после трехлетнего общения с Абуликом, Елена незаметно для себя оказалась на шестом курсе, и впереди, уже в более чем обозримом будущем, маячили диплом и распределение, и если, с одной стороны, окончить институт и получить диплом раньше, чем свидетельство о браке, не позволяло самолюбие, с другой немилосердно давил Торгом, предчувствуя угрозу своему кошельку и требуя, чтоб его накопления были защищены от посягательства людей посторонних, иными словами, предпочитая дать приданое собственной дочери, нежели платить безымянным чиновникам, дабы хрупкое создание не подверглось ссылке в деревню, именуемой работа в ЦРБ (за малоизвестной этой аббревиатурой, дорогой читатель, крылась не какая-либо зловещая организация, оканчивавшаяся печально знакомым словом «безопасность», а всего лишь центральная районная больница – общесоюзная медицинская единица, вечно нуждавшаяся в кадрах и всегда искавшая их не там, где следовало бы). Заметим, что готовность отца выплачивать приданое эксплуатировалась Еленой нещадно, и даже у Олева осталось ее постельное белье, заготовленное некогда в неимоверных количествах. Итак, Елена не столько встала перед выбором, сколько склонилась перед напором и, торопливо оглядевшись, обратила взор на одноклассников. Надо сказать, что изгнанные, даже выдавленные из Елениной жизни Абуликом школьные друзья после падения его диктатуры по закону сообщающихся сосудов вновь и немедленно заполнили освобожденное Абуликом пространство, а если еще и упомянуть, что некоторые из них неровно дышали к бывшей однокласснице (или неравно душили ее?) со школьных лет, станет ясно, что проблема отнюдь не казалась неразрешимой. После недолгих колебаний Елена остановилась на свежеиспеченном рядовом советской армии инженеров Налбандяне Александре Серг… простите, Григорьевиче, рост 172 сантиметра (а где взять больше?), глаза карие, темный шатен, без особых примет, талантов и претензий, среднего интеллекта, кругозора, имущественного положения и прочая, прочая. И это выбор Елены? – спросите вы. Неужели она мечтала о таком муже? О нет, дорогой читатель, Елена мечтала вовсе не о таком и даже совсем о другом, ведь даже самая захудалая девица хочет иметь не просто мужа (с годами, правда, многие приходят именно к этому), но мужа, к примеру, красивого, желательно миллионера (пусть и подпольного), партийного деятеля (речь о временах, когда в конституции царила шестая статья) или, на худой конец, академика, а Елена – Елена мечтала быть женой гения. Конечно, гений понятие растяжимое, один считает таковыми только Микеланджело с Леонардо, а другой, сидя в кабаке с собратом по творческому союзу запросто провозглашает того гением после или, скорее, перед каждой рюмкой, без смущения выслушивая ответный панегирик (хотя, заметим, двадцать лет назад кабацкие восхваления все же не выносились на страницы газет, и понятие гениальности не было растянуто, как ныне, напоминая окончательно утративший форму пояс для чулок, налезающий на любую тушу, однако, делать нечего, незаметно, но безвозвратно мы переселились из обычного мира в рекламный, где писатели и артисты по инерции подаются публике в той же манере, что сыры и зубная паста). Елена на уровень малозаметных членов творческих союзов не опускалась, но и воспарять к высокому Возрождению почитала чрезмерным, ее вполне бы устроил калибр Минаса или Акопа Акопяна

Страница 11