Экспансия на позавчера - стр. 70
Остальные стояли в оцепенении, заворожённые тем, как паутина, точно живой организм, медленно затягивала его, вплетала в свою ткань. Он больше не двигался. Стоял, будто застывший, но его глаза были широко раскрыты. Он видел. Он осознавал.
– Назад! – Иван сорвался на крик, сжимая оружие, но уже знал, что оно бесполезно.
Паутинные нити продолжали разрастаться, сплетаясь и множась, становились чем-то большим, чем просто ловушка. Они не покрывали пространство, не обволакивали его, а создавали его заново, ломая привычные границы. Несколько шагов назад – и вдруг позади уже ничего не существовало. Только вязкий, тёмный воздух, пульсирующий, дрожащий, словно пространство само теряло свою структуру.
Он чувствовал, как сеть разрастается внутри него. В лёгких, в ушах, в зрачках – она вплеталась в сознание, размывая границы собственного тела. Иван хотел закрыть глаза, но знал, что, если закроет – не откроет снова.
Один из пауков сделал резкий рывок. Иван увидел его лицо. Нет, не лицо – пустоту, из которой рождался мрак. Внутри глазниц клубилась чёрная бездна, в ней пульсировали сполохи, не похожие на свет. Это было не отражение, не сияние чужого измерения – это было что-то живое. И этот взгляд устремился прямо на него.
Он попытался шагнуть назад, но ноги не подчинились. Незаметные, тончайшие нити уже впились в его кожу, стягивали, словно невидимые путы. Боли не было. Но было осознание – если он дёрнется, попробует вырваться, сама реальность дрогнет. Они ждали этого.
Пауки двигались медленно, с пугающей уверенностью, как существа, не знавшие страха или спешки. Ещё один приблизился, и Иван увидел, как его хитиновая поверхность изменилась – словно больше не была твёрдой. Она текла, смещалась, и в ней проявлялись лица. Человеческие, но неузнаваемые. Размазанные, искажённые, будто испорченная фотоплёнка. Их губы шевелились, но звука не было. Они что-то говорили.
Позади кто-то резко дёрнулся. Может, один из членов экипажа пытался убежать, может, просто не выдержал напряжения. Этого хватило: пространство взорвалось движением.
Пауки пришли в возбуждение, сеть задрожала, распространяясь с новой скоростью, а воздух наполнился пронзительным звуком – высоким, нестерпимо тянущимся, похожим на разрывающийся металл.
Иван снова попытался скомандовать отступление, но не был уверен, что его голос вообще прозвучал. Мир рушился. Или, может, просто становился таким, каким был всегда.
Гюнтер попытался отступить, но в следующий миг один из пауков сделал резкий выпад, и пространство перед ним вздрогнуло, будто воздух разорвался, обнажая скрытый механизм реальности. Из разрыва рванулся импульс сети – не обычной, не вязкой, не клейкой, а живой, состоящей из дрожащих, переливающихся нитей. Она не наматывалась, не окутывала – она сжималась, проникая сквозь ткань одежды, сквозь кожу, будто становилась её частью.