Экспансия на позавчера - стр. 29

Он сел, провёл ладонями по лицу, смахивая остатки сна, которого и так почти не было. Сердце билось ровно, без скачков, без напряжения, но внутри уже что-то собиралось в плотный, холодный комок.

Такое не могло быть обычным переводом. Не могло быть просто очередной проверкой.

В Академии он видел, как срочно отправляли людей в разведку, как меняли расписание миссий, как делали срочные переводы, но всегда была хоть какая-то ясность. Сейчас же в этом приказе не было ничего, кроме срочности.

Он быстро выдохнул, встал и направился к шкафу, чтобы достать форму.

За стеной послышалось движение – лёгкое, почти неслышное, но всё же уловимое. В следующую секунду дверь приоткрылась, и мать, уже в халате, но с таким видом, будто не спала давно, появилась в проёме.

– Иван?

Её голос был тихим, но в нём сквозило напряжение. Он не удивился – мать всегда умела чувствовать такие моменты, угадывать их раньше, чем они становились явными.

– Мне надо идти, – коротко ответил он, не оборачиваясь, и продолжил застёгивать китель.

Она молчала несколько секунд, но он чувствовал её взгляд – изучающий, оценивающий, пытающийся уловить хотя бы малейший намёк на то, что происходит.

– Это что-то серьёзное?

– Не знаю.

Иван застегнул ремень, развернулся, встретился с её глазами.

Она не выглядела испуганной, но в её взгляде было что-то, что всегда присутствовало в такие моменты – то, что нельзя назвать словами. Лёгкая, почти невидимая тревога, которую она никогда не высказывала вслух, но которая всегда жила в ней.

В коридоре раздались шаги.

Отец появился в дверном проёме – высокий, чуть взъерошенный, в простой тёмной футболке. Он не выглядел сонным, как будто ожидал чего-то подобного. Окинул сына быстрым взглядом, потом взглянул на экран его коммуникатора и кивнул.

– Иди.

Он не спросил, в чём дело. Не поинтересовался, что случилось. Просто сказал это так, будто заранее знал, что этот момент настанет.

Иван медленно выдохнул, кивнул в ответ.

– Я скоро вернусь.

Но понимал, что, скорее всего, лжёт: сказать правду было невозможно, потому что её никто не знал.

Он не был тем, кто легко поддаётся тревоге, но сейчас, когда он застёгивал ремень, когда последний раз проводил ладонью по плечу кителя, проверяя, чтобы всё сидело идеально, он чувствовал, что внутри него было что-то не так.

Комната казалась привычной, даже слишком. Всё стояло на своих местах, книги, голографические дисплеи, несколько личных вещей, которые мать всё равно пыталась держать в порядке. Но он никогда не чувствовал эту комнату «своей».

Теперь он понял почему. Потому что это место, в которое он, возможно, больше не вернётся. Отец посмотрел на него ещё раз.