Екатерина Великая. Завершение Золотого века - стр. 18
Брат Дашковой слегка смутился, косо взглянув на сестру, молвил:
– Я вместе с Радищевым посещал масонскую ложу «Урания», многие годы приятельствовал с ним. Не могу же я от него отказаться теперь, когда он в беде.
Княгиня сделала гримасу:
– Да, разве я противу него? Помогай ему. Знаю, он хороший писатель и человек. Просто книгу выпустил не ко времени.
Брат ее удрученно подтвердил:
– Не ко времени… годом раньше – все было бы, полагаю, по – другому.
Помолчав, Екатерина Романовна, продолжила беседу:
– Стало быть, Англия, Пруссия и Польша грезят мечтами поставить… – княгиня выпятила свою пухлую нижнюю губу, точно так же, как это иногда делала императрица, – поставить Россию на прежнее место… в то время, как их мало интересует, что происходит во Франции?
– Грезят, сестрица, грезят и еще как грезят! Плетут всяческие козни. Наш брат, Семен, пишет из Лондона, что на императрицу нашу рисуют всякие карикатуры, где ее показывают, как она заглатывает Крым и готова съесть всю Европу. Лондон интригует, тщась учинить всяческие препятствия, дабы нам не достался Очаков. Им не до Французской революции, поверь мне!
Дашкова сверкнула глазами:
– Глупцы! Как могут правительства наших соседей не видеть для себя опасности в оном революционном разгуле? Это же очевидно, что вся Европа в опасности!
Граф усмехнулся:
– Вообрази, княгиня, все они, как в летаргическом сне. Ненависть к нам им глаза застила. Одна государыня Екатерина, можно сказать, трезво оценивает обстановку в стране, коя опасно заражена революционными идеями.
– Так сие опасно не токмо Бурбонам, но и Гогенцоллернам, Габсбургам, Ганноверам и, вестимо, Романовым.
– Вот, поелику, дабы обезопасить свой трон, Екатерина Алексеевна и велела барону Симолину, установить контакты с влиятельными членами Национального собрания и с некоторыми членами его Дипломатического комитета. Даст Бог, все образуется к нашей пользе, – сказал граф и строго посмотрел на сестру.
– Я знаю, что вы, княгиня, весьма умны, и не станете вести разговоры о сей материи с кем-либо. Понеже сии дела государственной важности.
– Благодарствую за доверие, Александр Романович. И прошу вас, не сумневаться касательно наших любых разговоров.
Помолчав с минуту, она добавила:
– И прошу вашей любезности, дорогой мой брат, никому не сказывать о наших с сыном и дочерью отношениях.
По щекам княгини снова поползли слезы, которые она быстро и зло смахнула.
В великолепном Шуваловском дворце на Итальянской улице друзья праздновали день рождения всеми уважаемого почетного члена Академии наук, действительного члена Императорской Российской Академии, обер-камергера и действительного тайного советника, восьмидесяти трехлетнего Ивана Ивановича Шувалова. Как всегда, со вкусом одетый сановитый тайный советник в свои годы выглядел прекрасно: крупную свою фигуру он держал прямо, густые вьющиеся седые волосы с залысинами гладко зачесаными назад, карие с зеленцой глаза смотрели зорко на постаревшем, но приятном лице. После вкусного, обильного обеда, на десерт которого были поданы, окроме всего, еще и экзотические ананасы, гости расселись на диванах и креслах большого, ярко освещенного сотнями свечей, зала. Супротив хозяина сидел, свободно раскинувшись на широком кресле, его ровесник – обер-шенк Императорского двора граф Александр Александрович Нарышкин. К ним токмо подошел его младший брат, граф Лев. Старший Нарышкин, продолжая беседу с Шуваловым, проворчал: