Екатерина Великая. Владычица Тавриды - стр. 58
Гяур, москов, казак. Казак, москов, сукин сын и все на свете брани, а ласки ни одной нету. Я пошлю по Баура».
Недавно Григорий Александрович взревновал ее к высокому и статному инженер генерал-поручику Федору Вильгельмовичу Бауру, герою турецкой войны. Швед по происхождению, генерал-поручик был учен, любезен и весьма остроумен, посему часто приглашаем ею к высочайшему столу. Что ж, пусть знает Григорий, что на нем свет клином не сошелся. А Орлова упомянула в записке, понеже еще в своей Исповеди она объяснила ему разлад с Григорием Григорьевичем тем, что тот «заскучал» с ней. Окинув печальными глазами его опочивальню, она вернулась к себе. Через минуту к ней ввалился князь Григорий Орлов. Красное разъяренное его лицо и шея были покрыты белыми пятнами. Такового Орлова Екатерина не видела за все десять их совместных лет. Он устроил ей сцену настолько тяжелую, что Екатерина была близка к обмороку. Она даже боялась, что тот ударит ее. Видно было, что несмотря ни на что, сей человек все-таки надеялся, что Екатерина вернется к нему, а теперь, когда она так резко возвышает Потемкина, сделав его членом Совета, он потерял всякую надежду. Вспыльчивый и прямой Орлов, не выдержав, все высказал ей.
К вечеру все прояснилось: стало быть, оказалось, что Григорий Потемкин шел к ней, но встретился с разъяренным князем Орловым, коий узнал, что новый фаворит теперь в Военном департаменте и по чину выше даже его друга Захара Чернышева. Затеяв перепалку, князь обвинил Потемкина в том, что тот выпрашивает у императрицы чин фельдмаршала, что, вестимо, было его выдумкой. Обо всем том, Григорий Александрович вечером того же дня отписал императрице. Она не замедлила ответить. Называя князя Орлова сумасбродом, она старалась успокоить обиженного им Потемкина:
«Конец Вашего письма довольно доказывает противоречие в словах сумасброда. Получа единого чина, который сам собою миновать Вас никак не мог, не могла я скучать прозьбами о чинах. И Вы чины просить не могли, ибо Вы уже имели степень, выше которой лишь два чина. Один Вам дан, а другого – я и не помню, чтоб Вы просили, ибо Вы столько же, как и я, знали и имели принципи мои, но эта дурная голова слагает и разлагает фразы по своей фантазии, он берет от одной фразы слово и прикладывает его к другой. Оное случалось у меня с ним сотни раз, и не сомневаюсь, что вы и многие другие это замечали, и, может быть, что такожде в ту минуту, когда он взбешен, у него зло на уме, и, не будучи в состоянии обрести равновесие, он кипит от ярости, и возможно, что его на оное подбили другие. Я надеюсь, что вы уже имеете известия об особе, растерявшейся вчера во время скучного разговора, коий вы вытерпели. Прощайте, мой друг. Будьте здоровы. Мне очень досадно, что вас встревожил сумасброд».