Екатерина Великая. Владычица Тавриды - стр. 40
Прощай, миленький, всего дни с три осталось для нашего свидания, а там первая неделя поста – дни покаяния и молитвы, в коих Вас видеть никак нельзя будет, ибо всячески дурно. Мне же говеть должно. Уф! я вздумать не могу и чуть что не плачу от мыслей сих однех. Adieu, Monsieur Прощайте, милостивый государь, напиши пожалуй, каков ты сегодни: изволил ли опочивать, хорошо или нет, и лихорадка продолжается ли и сильна ли? Панин тебе скажет: «Изволь, сударь, отведать хину, хину, хину!» Куда как бы нам с тобою бы весело было вместе сидеть и разговаривать. Естьли б друг друга меньше любили, умнее бы были, веселее. Вить и я весельчак, когда ум, а наипаче сердце свободно. Вить не поверишь, радость, как нужно для разговора, чтоб менее действовала любовь.
Пожалуй, напиши, смеялся ли ты, читав сие письмо, ибо я так и покатилась со смеху, как по написании прочла. Каковой вздор намарала, самая горячка с бредом, да пусть поедет: авось-либо и ты позабавися.
28 февраля 1774».
Написав письмо и поразмыслив, она положила, что срочно надобно что-то делать с князем Васильчиковым. Григорий оказался не шуточным ревнивцем и потребовал убрать «холодный суп» как можно скорее. С Потемкиным Екатерина особливо остро осознала посредственность Васильчикова, в коем он, бедняга, не был виноват: любил он ее, как мог, на большее не был способен. В самом начале ее отношений с Потемкиным, князю вдруг захотелось заполучить Анненскую ленту. Екатерина велела Протасовой положить ему в карман вместо ленты тридцать тысяч рублев. Официально князь все еще присутствовал в ее жизни, но на самом деле таковая жизнь превратилась для него в пытку. Тем паче, что он доподлинно полюбил императрицу. Ей было жаль его, против нее – еще юнца, но надобно было принимать решение, дабы освободиться друг от друга. Плюс ко всему – Григорий Орлов продолжал иногда занимать свои покои в Зимнем. Екатерина не знала, как выпроводить их обоих из дворца и медлила, что привело к вспышке гнева Григория Потемкина, после чего он, поселившись у Ивана Елагина, не появлялся несколько дней. Тогда, Екатерина, измученная его отсутствием, про себя называя в сердцах придуманными для него бранными словами «казак, гяур, москов», отписала ему письмо на красивой розовой бумаге с золотым обрезом:
«Принуждать к ласке никого не можно… Ты знаешь мой нрав и сердце, ты ведаешь хорошие и дурные свойства… тебе самому предоставляю избрать приличное тому поведение. Напрасно мучися, напрасно терзаеся, без ни крайности здоровье свое надседаешь напрасно».
Однако, все-таки, ей пришлось поступить жестоко: Васильчиков, получивший сто тысяч рублев, серебряный сервиз, и строящийся дом для него, съехал с занимаемых апартаментов.