Екатерина Великая - стр. 22
Сладко кружилась голова. Россия! О России она толком ничего не знала. На карте – Россия – огромная страна с чёрными толстыми зигзагами рек и очень редкими кружками и точками городов. По рассказам… Очень противоречивы, впрочем, были рассказы. Кто говорил, что Россия – дикая страна, вечно под снегом, покрытая болотами и лесами, с грубыми и дикими жителями монгольского происхождения, что в России можно «делать дела», но жить там нельзя, кто, напротив, восхищался Россией, чудеса рассказывал о Санкт-Петербурге. Город весь в садах, на прекрасной широкой реке, с великолепными зданиями, строится и сейчас, в нём белое Адмиралтейство с золотым шпилем, это едва ли не самый красивый город севера Европы. Общество петербургское – образованные и очень гостеприимные люди, а при дворе молодой Императрицы – блеск, затмевающий Версаль!..
Ни мадемуазель Кардель, ни мосье Перар, ни старый Вагнер ничего о России не знали, и оставалась Россия для Софии далёкой, чуждой, незнаемой и манящей.
С Россией неразрывно было связано воспоминание о длинном мальчике с узкими плечами и широким тазом, с прикрытыми верхними веками загадочными глазами… Урод… Чертёнок… Пьяница… Упрямый и вспыльчивый… Болезненный и слабый…
Невесело!
Герцогиня Иоганна приехала в Штеттин в большом возбуждении. Как это так, она не заметила, не поспела, не подумала. Надо было приветствовать Императрицу Елизавету Петровну, поздравить её с восшествием на престол, пожелать долгого и благополучного государствования. Письмо составлялось всею семьёю, и каждое слово в нём обсуждалось и взвешивалось. Софии оно показалось витиеватым, заискивающим и унизительным. Как-то примет такое письмо тётя Императрица, не сделает ли оно только хуже?
Письмо было послано, и неожиданно скорый и очень благоприятный ответ был получен. Императрица писала собственноручно и по-русски. В Штеттинском замке никто не понимал по-русски, и послали к русскому резиденту за переводчиком. В комнате герцога происходило чтение письма. Вся семья слушала его стоя. Переводчик читал каждую строку торжественным голосом и переводил её сейчас же на немецкий язык.
– «Светлейшая княгиня, дружелюбно-любезная племянница, – писала Государыня. – Вашей любви писание от двадцать седьмого минувшего декабря и содержанные в оном доброжелательные поздравления мне не инако, как приятны быть могут.
Понеже ваша любовь портрет моей в Бозе усопшей Государыни сестры герцогини Голштейнской, которой портрет бывший здесь в прежние времена королевский прусский министр барон Мардефельд писал, у себя имеете, того ради особливая угодность показана будет, ежели ваша любовь мне оной, яко иного хорошаго такого портрета здесь не находится, уступит и ко мне прислать изволит, я сию угодность во всяких случаях взаимствовать сходна буду Вашей любви дружелюбно охотная Елисавет…»