Екатерина Великая. Как Крым стал нашим - стр. 2

Кроме того, Потемкин вместе с Екатериной готовили манифест о присоединении Крыма, который императрица подписала 19 (по старому стилю – 8-го) апреля 1783 года. В этом историческом документе Россия взяла на себя обязательства по отношению к коренным жителям Крыма – «охранять и защищать их лица, имущество, храмы и природную веру, коей свободно отправление со всеми законными обрядами пребудет неприкосновенно». А главное, Екатерина выражала уверенность, что крымчане «из мятежа и неустройства в мир, тишину и порядок законный потщатся верностию, усердием и благонравием уподобиться древним нашим подданным и заслуживать наравне с ними монаршую нашу милость и щедроту». Время показало, что это не пустые слова.

Об этом манифесте поначалу знали немногие. Больше месяца официально он держался в тайне, но вся Европа видела, что Крым становится российским. И никто не мог этому помешать, хотя и в Стамбуле, и в Париже было немало охотников остановить имперскую поступь России на юге.

Сразу после подписания манифеста в Ахтияр – в будущую Севастопольскую гавань – направилась русская эскадра Федота Клокачева. Майским утром они прибыли в бухту – девять кораблей. Этот день запомнили все моряки. «При самом входе в Ахтиарскую гавань дивился я хорошему ее с моря положению; а войдя и осмотрев могу сказать, что во всей Европе нет подобной сей гавани – положением, величиной и глубиной. Можно в ней иметь флот до ста линейных судов; ко всему же тому сама природа такие устроила лиманы, что сами по себе отделены на разные гавани, то есть – военную и купеческую. Без собственного обозрения нельзя поверить, чтоб так сия гавань была хороша», – докладывал опытный флотоводец, один из основателей Севастополя, а в прошлом – участник Чесменской битвы, первый георгиевский кавалер среди моряков. Он стал командующим Черноморского флота и представил в Адмиралтейств-коллегию точную карту Ахтиарской бухты. Жизнь адмирала оборвалась той же осенью, в Херсоне, на верфях, во время эпидемии чумы, которая принесла немало горестей строителям Черноморского флота.

Протестовать попытался Париж. Французский посланник в Петербурге зачитал зачитал российскому вице-канцлеру «вербальную ноту», в которой выражалось недовольство действиями России в Тавриде. Но галлам напомнили о том, как в 1768 году Франция захватила остров Корсику в и дали им понять, что намерение России присоединить Крым «никак уже отменено быть не может».

Что до Турции, то оттуда поступали благоприятные известия. Османы понимали, что не готовы ни к войне, ни к дипломатической пикировке с Россией. Вскоре в переписке Екатерины появилось утверждение: «Булгаков передает, что они знают о занятии Крыма, только никто не пикнет, и сами ищут о том слухи утушать». История не опровергла этот оптимизм, а выражение «никто не пикнет» вполне можно было бы распространить и на всю Европу, легко смирившуюся с усилением позиций России в Причерноморье. Сработала многолетняя дипломатическая и разведывательная работа Потемкина, который не жалел ни золота, ни посулов, ни угроз, приучая союзников и оппонентов к тому, что Россия должна стать крупнейшей черноморской державой.