Екатерина II, Германия и немцы - стр. 31

Разумеется, Гримм был заинтересован и в рекламе своей Литературной корреспонденции (Correspondance littéraire, philosophique et critique) среди коронованных особ – потенциальных подписчиков; конечно, признание творческих заслуг и обширная публицистика приносили «философам» немалую материальную выгоду; и, несомненно, монархам льстило, что писатели, задающие тон веку, вносят свой вклад в повышение их престижа. Уже в то время «жажда славы» и «тщеславие» были расхожими упреками в «благородном состязании» просвещенных монархов, участники которого в целях манипулирования общественным мнением пускали в ход даже подкуп, в то же время обвиняя своих соперников в уплате мзды публицистам – «производителям» общественного мнения. Однако было бы значительным упрощением ограничиваться лишь моральной критикой отношений между абсолютными правителями и просвещенными философами, усматривая в них с бóльшим или меньшим основанием лишь взаимные «преходящие» интересы. Скорее, следует принять во внимание структуру и стратегию просвещенного образа мысли и правила упомянутых языковых игр. Вершиной монаршего престижа являлось «историческое величие» и «бессмертие», то есть не просто кратковременный успех, аплодисменты на один день, услужливая похвала, а признание потомками заслуг монарха перед мировой историей[145]. Подверженной такому же неизбежному суду потомков считала себя и «самозваная элита» из числа исторически подкованных современников – критически настроенные писатели, поставлявшие аргументы, необходимые, чтобы выносить суждения о правителях уже после их смерти[146].

Подробного разговора обо всем этом в дальнейшем не будет. Однако, интерпретируя источники, имеющие на первый взгляд мало общего с тем, о чем говорилось в этом кратком обзоре, автор ориентируется именно на изложенное здесь понимание российского просвещенного абсолютизма как политической и общественной системы, лишь с небольшим опозданием интегрировавшейся в европейскую систему просвещенного абсолютизма. В основе самого исследования лежит предварительная гипотеза, согласно которой актуальность и продуктивность социально-исторической картины в целом, а также той или иной парадигмы для изучения основных черт европейского ancien régime можно обнаружить и доказать лишь путем интерпретации отдельных свидетельств той эпохи.

Поскольку абсолютизм как форма государственной власти в континентальной Европе «строился на неограниченном господстве монархов в теории и на практике»[147], мы с самого начала не ошибемся, хотя и не проявим много оригинальности, если далее в поисках ответов на основные политические, общественные и культурные вопросы истории XVIII века обратимся к интерпретации источников, имеющих отношение к биографии монархини. Ограниченность такого подхода является намеренной: речь и в самом деле идет прежде всего о том, чтобы обнаружить и охарактеризовать основные моменты отношения Екатерины II, императрицы российской, к Германии и немцам.