Эхо городских развалин. Стихи. Избранное - стр. 5
Испив такой же чаши, полной яда,
Ее не в силах все-таки понять я:
За горечь всю единственной наградой
Ее была лампада у распятья.
И тишина. И шелест губ печальный,
И слов молитвы тяжкое раздумье.
Тяжелый крест: не жечь свечи венчальной.
Мятежный дух, граничащий с безумьем.
2000
Не летаю давно во сне
* * *
Не летаю давно во сне.
Я забыла все ощущенья,
Просыпавшиеся во мне
При полетах. Мне нет прощенья,
Погрязающей каждый день
В бытовой суеты засилье.
В наказанье за эту лень
У меня отобрали крылья.
А во сне я могла летать,
Упиваясь восторгом ветра;
Птицей вольной могла бы стать
И подняться на километры,
И захлебываться вверху
Неизведанным раньше счастьем,
Неподверженная греху,
Не поддавшаяся напастям.
Но по волнам семи цветов
Мне – увы! – не достигнуть рая.
Я опять за собой мостов
По привычке не поджигаю
И тоскую по той мечте,
Где могла я летать как птица.
Жду, наивная, ночи те,
Где свободный полет приснится.
2000
Нападает иногда одиночество
* * *
Нападает иногда одиночество –
И бежать не смею прочь.
Для себя я, может быть, высочество;
Для других – никто. Ночь.
И нечаянно шепнет подстрочием
Двоякий чей-то смысл.
Хочется поставить многоточие
И рвануться ввысь…
Но обратно спихнут ведь – рано мне!
Жаль или нет? Жаль.
И поэзии в кубок мой при Луне
Мне добавит февраль.
2000
Не знаю, где я, куда иду
***
Не знаю, где я, куда иду.
Я путь давно потеряла свой.
Мои таланты – мне на беду.
Увы, не купишь на них покой.
Брожу по кругу, устала, жду,
В сетях запуталась перемен.
Не знаю, выход когда найду,
Избавлюсь ли от чужих измен.
Смеюсь и плачу, любовь тая.
Беспомощность – это тяжкий крест.
Всегда одна, это все же я.
Ищу не знаю какую весть.
Одно лишь страшно: что наконец,
Получен будет на все ответ,
Но на вопрос обо мне гонец
Услышит только: «Ее уж нет…»
1999
Одной мечтою сыт бывал и пьян
* * *
Одной мечтою сыт бывал и пьян,
Когда бурлил адреналин в крови.
И сердце, возрожденное от ран,
Погибнуть от возникнувшей любви
Желало. Утопал он каждый день
В зелено-карих омутах души,
И нес всегда смешную дребедень,
И встретиться с ней заново спешил.
Им было интересно и легко;
Весь мир в ее улыбке собран был.
Но счастье было слишком велико,
Чтоб кто-нибудь его вдруг не разбил.
Досужих сплетен темной пеленой
Окутал страх неробкого юнца.
Тому, быть может, молодость виной,
Но он идти боялся до конца
И ползать бы продолжил, сер и пуст,
Пытаясь склеить то, что не разбил.
Его спасло вино любимых уст,
Которого когда-то пригубил.
Негромкий разговор его пленил,