Эхо - стр. 3
Усаживаясь за руль, Николай был очень доволен собой и в тысячный раз поблагодарил небо за то, что он богат, свободен и привлекателен, за то, что он берет от жизни то, что ему нравится, и пользуется этим с удовольствием.
Улыбаясь, он закрыл дверцу и повернулся к Марине. Тонкий луч блеснул и погас где-то внизу, а в живот вонзилась острая непонятная боль. И такой же острый непонятный страх пронзил его мозг, вспыхнув продолжением тонкого луча в руке Марины. Второй удар поразил его сердце и потушил боль и страх волной непроницаемой темноты.
Женщина удовлетворенно вздохнула, осторожно сунула руку в нагрудный карман мертвеца, достала бумажник и, не глядя, сунула его в свою сумочку. Туда же отправился серебряный «Ронсон» и часы с запястья Николая. Потом она достала пачку бумажных носовых платочков и тщательно протерла ими всё, до чего дотрагивалась в машине — панель магнитолы, ручку на правой дверце. Не спеша, вытащила из раны на груди тонкий длинный нож и, зажав его в руке, принялась с силой наносить удары в живот уже остывающей жертвы, стараясь каждый раз воткнуть его по самую рукоятку. Делать это было неудобно, потому что она старалась не испачкаться в крови. Наконец, слегка запыхавшись, в последний раз извлекла из тела оружие, тщательно вытерла его теми же платочками и опустила в сумку.
После этого она ещё раз осторожно огляделась. Рядом с машиной никого не было, — народ держался ближе к более освещенным местам. Женщина вышла, предварительно натянув на руки светлые лайковые перчатки. Закрывая дверцу снаружи, она уничтожила следы, проведя по ручке тонкой лайкой, и спокойно удалилась. Через несколько минут, она остановила подвернувшуюся кстати машину и назвала водителю одну из станций метро в центре города.
Она ещё успела на последний поезд. И в тысячный раз поблагодарила небо за то, что она красива, удачлива и хладнокровна. Она брала от жизни всё, что хотела. Но хотела она того, о чем даже помыслить боялись миллиарды людей в этом мире.
Единственное, чего она не знала — почему ей хочется именно этого.
***
Она проснулась под утро опять в холодном поту — ей снился израненный, истыканный острым лезвием человек. Вернее, не снился, она сама была им. Ужас и дикая боль пронзали тело, по груди, животу и бёдрам струилась горячая кровь, незрячие глаза вдавились в жесткую оплетку руля. Она силилась оторвать от него неподъемно-тяжелую голову, чтобы увидеть того, кто сделал это, кто лишил сильное, пахнущее дорогим одеколоном и хорошим табаком тело возможности жить, и не могла. Хрипела в отчаянных усилиях, билась от боли и ужаса и, наконец, очнулась. Долго лежала без сил и прогоняла страшные ощущения. Потом попыталась свернуться привычным калачиком и уснуть. Но это ей не удалось.