Егор Летов и группа «Гражданская оборона» - стр. 6

Ну а записи «ГО» тем временем планомерно распространялись, точечно и массово, как ковровые бомбардировки; Егор передавал катушки со своими альбомами нужным и правильным людям в Москве и Питере, с которыми он целенаправленно знакомился, и они расходились в итоге бесконечными копиями. Почва, таким образом, была вспахана уже весьма основательно. Начав в юные годы с поэзии – а Летов всю свою жизнь не уставал повторять, что он прежде всего поэт, – он увидел, насколько шире становится аудитория, когда записываешь музыку и выходишь на сцену.

Егор Летов: «Я крайне против того, чтобы вообще где-либо печатались тексты моих песен. Просто негодую. Песня – это песня, и текст ее имеет свою значимость лишь в общем песенном контексте. А это – и энергия исполнителя, и мелодия, и гармония, и ритм, и еще куча необходимейших компонентов. Я вот не воспринимаю (во всяком случае в полной мере) песен Высоцкого или Башлачева на бумаге – это надо слушать. Или петь самому. Иначе ничего настоящего, ничего целого не возникает».

Речь в данном случае шла, конечно, не о текстовых вкладышах в пластинки, о которых тогда и мыслей быть не могло, а о публикациях текстов песен в отечественном рок-самиздате. Впрочем, история и мифология в жизни и творчестве Летова постоянно переплетались, «на все четыре стороны – попробуй поймай». Как и его рассказы разных лет о себе и о том, что творилось вокруг него всю его жизнь, сотканные из противоречий и сиюминутных эмоций.

И этот побег в 1987 году из коридора психиатрического диспансера, когда на лестнице уже раздавались шаги санитаров, и скитания вместе с Янкой, путешествия автостопом от Москвы до Киева, от Киева до Крыма и обратно в Москву, ночевки в поле, голод, поэзия, любовь и счастье – сюжеты для фильмов и книг, которые, как казалось тогда, вряд ли будут сняты и вряд ли будут написаны. Тут что-нибудь одно – или снимать, или жить, как будет сказано им же впоследствии. Охота на настоящее, которое случится уже вот-вот. Егор Летов не возник из ниоткуда, все свои ранние годы, да и всю свою последующую жизнь он жадно впитывал все подряд, пропускал через себя огромный поток музыки, литературы, кино – всего громко говоря, наследия человечества, которое о нем тогда еще толком и не знало. Многие из его первых поэтических опытов, доступных сейчас в сборниках стихов Егора, были тогда уже вполне зрелыми. Чего нельзя сказать о ранних записях полумифической группы «Посев», к которым сам Летов относился с изрядной иронией и юмором и категорически отказывался их распространять и издавать, когда уже появилась такая возможность. Фрагменты этих ранних опусов все же просочились по прошествии времени в народ и доступны теперь в интернете в виде бутлегов, но интерес они представляют разве что для самых заядлых и пытливых коллекционеров и поклонников. Наивно искать там большие откровения и какие-то несусветные чудеса – скорее, это черновики, наброски, попытки нащупать то, что проявилось позже, уже в «ГО». Эта часть мифологии как раз из области поиска, охоты на зверя, игра в музыкантов, незрелая и неокрепшая. Как и голос Егора, который он тоже сделал себе сам, намеренно срывая его и делая глубоким и хриплым громким пением и криками во время прогулок по лесу и дома, в подушку, чтобы не нервировать соседей. В том самом омском лесу, где ему, по его собственным рассказам, как-то раз еще в глубокой юности открылось неведомое, нечто сродни озарению и откровению. Словно приоткрылась тайная дверца и случилось что-то, чему нет рационального объяснения.