Его Снежинка, пятая справа - стр. 26

– Подбрось меня.

– Я только в автосервис.

– И ладно. Дальше я на такси.

– Садись, – кивнул я.

* * *

Без бокового зеркала ехать было неудобно. Трасса на подъезде к городу с дачного посёлка была забита большегрузами. Те явно считали себя жуками и пытались протиснуться в несуществующие «карманы».

– Что ж, с боевым крещением! – вдруг отвлёкся от телефона Чёрный и посмотрел на меня с любопытством.

– Ты о чём?

– Зубр повязал тебя мокрым делом.

Я невозмутимо пожал плечами.

– Ничего не боишься? – усмехнулся по-кошачьи Чёрный.

– Не с нашей работой задавать такие вопросы. Мне не впервой.

– И часто ты убивал? – продолжал допытываться тот. – Спрашиваю потому, что у некоторых наступает ломка. А мы с тобой в одной лодке.

Я на секунду отвлёкся от дороги, глянул на пассажира. Солнце превратило его медные волосы в золотые, и тот стал похож на демона, маскирующегося под ангела в дешёвой комедии. Я вернулся взглядом к дороге и ответил:

– Я был в горячих точках. Ты сам не служил?

– Нет. У меня другая история.

– Страшно только сначала. Потом привыкаешь и включаешься в режим робота. Как в стрелялке: двигающиеся мишени, автомат в руке и всё просто: или ты, или тебя.

– И почему ушёл?

– Не люблю, когда из меня делают дурака. Боевые за участие в военных действиях пришлось требовать через суд. Думаешь, выплатили?

– Сам скажи.

– Нет.

Мой внедорожник медленно прополз мимо голых тополей к кругу с большими каменным буквами «Ростов-на-Дону».

– Сочувствую, – почти искренне сказал Чёрный.

– Поубивал бы уродов, – зло проворчал я. – И больше я побираться не собираюсь.

– Правильные выводы. Кстати, что делаешь с деньгами?

– Откладываю.

– Молодец. Ты в курсе, что Эдик просирает всё до последнего гроша на тачки, тёлок и шмотки?

– Его бабки, пусть тратит, – не повёлся я на провокацию.

– А что ты думаешь об инвестициях? – с далеко идущим вступлением проговорил Чёрный.

И получив мой интерес, он распустил хвост, как лис на снегу, и начал втирать про биржи, акции, проценты и прочую финансовую лабуду, не догадываясь, что внутри меня уже всё клокотало нетерпением. И у этого чувства, покалывающего в мышцах, как перед стартом на беговой дорожке, было одно название «Женя».

Обвешанный биржевой лапшой от ушей по самую макушку, я высадил, наконец, Чёрного там, где он мог вызвать такси. И помчал по городу, лавируя и нарушая правила. Уже наступил полдень.

«Она голодная», «она маленькая и одна», «она балда» – пульсировало в моей голове, как у сумасшедшей мамаши, честное слово! Никогда за собой подобного не замечал! Пожалуй, так сильно я волновался только о хомячке в детстве, когда тот заболел.