Его принцесса 2: Все еще ненавижу - стр. 4

– Мне пора, я позвоню тебе… – бросаю сбивчиво, охрана шагает за мной каменной стеной, и я тороплюсь оказаться на свежем воздухе, чтобы поскорее вздохнуть. Но в груди давит боль, а глаза ничего не видят из-за непролитых слез.

– С вами все в порядке? – охранники глухо спрашивают, когда мы оказываемся около внедорожника.

– Да, пожалуйста, увезите меня отсюда.

Они без разговоров открывают дверь, помогают мне сесть, а потом закрывают и занимают свои места.

– Никто не должен знать о том, что было. Никто. Иначе вы вылетите со своих мест немедленно! – произношу истерично. Делаю вдох, охрана понимающе молчит. – Вы поняли?

– Да…

– Да.

Они отзываются, а я расстегиваю пиджак и накрываю свой плоский живот, сжимаясь в комок. Сеймур злится, потому что думает, что я сделала аборт. Но узнай он правду, кто знает, на что пошел бы, чтобы добиться желаемого положения и признания.

Он не должен узнать, что я сохранила его дитя. Иначе я поставлю под угрозу не только свою жизнь, но и судьбу будущего ребенка. Он станет изгоем. Нагулянным щенком, как называет его дядя. Все будут знать, что мой сын незаконнорожденный. И он никогда не сможет унаследовать титул и трон. А такой судьбы для своей крошки я не пожелаю никогда.

Слезы на моих глазах высыхают, взгляд наполняется решимостью.

Орсини отныне мой враг. И мы больше никогда не должны пересечься.

Похоронная процессия тянулась от самого дворца до кладбища. Казалось, что люди съехались сюда со всего света. Репортеры осаждали собор, где при тусклом свечении лампад отпевали усопшего вице короля Норвегии.

– Нечем дышать… – слабо шепчу, инстинктивно растягивая черный шарф, стянувшийся на горле удавкой. Голову обносит, хочется присесть, но я не могу позволить себе такую роскошь, ведь королева должна стоять у гроба своего покойного дяди и провожать его в последний путь.

Сглатываю, делаю вдох, но грудь сдавливает, и я не могу глотнуть ни капли кислорода. Прижимаю ладонь к груди. Монотонный голос священника будто отдаляется, хотя он стоит в метре от меня. Сотни глаз обращены на нас, телевизионщики стрекочут затворами фотоаппаратов и камер, а мне кажется, что мир вокруг начинает вращаться.

Ты не должна выказывать слабость, Виктория! Для всего мира ты нерушимый памятник, идеальный образ правителя, который не имеет права быть очеловеченным.

Голос дяди звучит в моем мозгу как обычно с нотками поучения и легкого раздражения. И я будто бы наяву представляю, как он говорит мне все это, тыча пальцем в мою сторону, а я силюсь не расплакаться за то, что позволила себе выйти в туалет во время какого-то политического мероприятия, на котором были репортеры.