Его право на сына - стр. 37
Мама первой возвращается на кухню. Тут же требую от нее ответов:
— Что значит "все решено"? Что решено? Мы с тобой вчера договорились через Ирину Максимовну связаться с Ростиком. А вы что устроили? Что за решения без нас?
— Спокойно, — мама выставляет перед собой ладони. Я вздыхаю, ставлю стакан в раковину и останавливаюсь рядом с ней. Пусть по моему телу пробегает дрожь, а грудную клетку сдавило, словно в тиски, все равно всем своим видом даю понять, что готова слушать. Мама прислоняется к столешнице. Коснувшись моего плеча, говорит:
— Я расскажу тебе все, как было. Я позвонила Ирине, объяснила ситуацию. Она сама приехала утром, мы не планировали встречу. Решили, что нужно сдать анализ крови...
— Но папа не это имел ввиду, — не вытерпев, перебиваю ее.
— Конечно, не это! — раздается резкий голос, и мы наблюдаем, как папа проходит на кухню.
Мама недовольно смотрит на него, убирает ладонь от моей руки. Папа останавливается напротив. Я силюсь выдержать его сердитый взгляд.
— Вы с этим мальчишкой достаточно натворили. Расхлебывать теперь нам. Так что решать будут взрослые, — категорично заявляет он.
— Мне через неделю девятнадцать, — произношу с досадой.
— Давай, поговори мне про совершеннолетие! Только заикнись еще! Как скажем, так и поступите. А ты, — он переносит свой запал на маму, — хватит вилять вокруг да около. Говори ей все прямо! — Папа вновь поворачивает голову ко мне. — Радкевичам этот ребенок не нужен. Вот и прилетела она с утра пораньше. Смирись с тем, как обстоят дела, — он держит паузу. Я прикусываю губы, чтобы не расплакаться. Папа сохраняет спокойствие. Может быть, только внешнее. Может быть, он считает, что так правильно, но мне очень горько и обидно. — Все, я уехал, — добавляет и выходит из комнаты.
По моим щекам бегут нетерпеливые слезы. Мама смотрит на меня с сожалением. Отворачиваю лицо.
— Агата, неужели ты думала, что такой мальчик... из такой семьи... променяет свое будущее на пеленки? — произносит мягко, стараясь сочувственно заглянуть в глаза.
— Нет, не думала, — отвечаю, всхлипнув. — Конечно, нет. Но хотя бы поговорить.
Мама притягивает меня. Обнимает, покачиваясь и поглаживая мою спину.
— Мне очень жаль. Очень жаль, милая. Но в таком разговоре по большому счету нет никакого проку. Только переживать лишний раз.
— Так было бы честнее, — глухо отзываюсь, убаюканная ее монотонными движениями, — тем более, что ребенка я в любом случае оставлю.
Мама слышит меня и останавливается. На секунду мы замираем, а потом она медленно отстраняется, пока не видит мое лицо.