Египетское метро - стр. 2
За то время, что он здесь не был, город обветшал еще больше, и оттого еще нахальней бросались в глаза рекламные щиты и яркие заплаты новостроев. В таких декорациях и при такой погоде и идущие по своим делам прохожие казались озабоченными и потерянными. Он подходил к улице Греческой, когда оттуда вывернула колонна – больше сотни человек с факелами, в камуфляже и масках. Они нестройно тянули какую-то, саму по себе вероятно бодрую, песню и в конце куплета разрозненно выкрикивали: «Гей! Гей! Гей!» Тягин никогда не видел факельных шествий и, как и некоторые прохожие, остановился посмотреть. Когда толпа с ним поравнялась, песня закончилась, и сразу стал слышнее мрачный монотонный шум шаркающих об асфальт десятков пар тяжелой обуви. За марширующими шли люди в гражданском, было несколько детей; замыкала шествие крупная дворняга. Всё это на расстоянии, мигая и крякая, сопровождала патрульная машина.
Перед самым домом Тягин зашел в магазин и купил хлеба, сыра, банку маслин, бутылку красного вина и кое-что на завтрак. К дому подошел в восьмом часу.
Когда он последний раз уезжал отсюда, весь двор был засыпан золотой листвой. Теперь всё выглядело куда скромнее: серенько и мокро.
Поднялся на третий этаж. Квартира встретила неожиданным приятным теплом, но, включив свет в гостиной, он огляделся и приуныл. Всего лишь пустая тарелка на столе, далеко выдвинутый стул и обрывок газеты на полу, а впечатление, будто квартиру покидали в спешке. Оставленная на два года без хозяев, она теперь словно глядела на него с укором. Всего же больше расстроили окна без штор. В последний свой приезд он зачем-то отдал их соседке.
Когда Тягин вышел из ванной, голые черные окна поразили его еще неприятней. Он походил по квартире и сел на выдвинутый стул. Прогулка по городу не помогла: половина его как будто так и осталась в Москве, а другая продолжала трястись в вагоне, в конце которого то и дело вспыхивало алое платье. Зачем это все было, думал он, глядя в окно. Да еще именно в его вагоне. Для чего? Пополнение жизненного опыта? Чтобы теперь время от времени при случае рассказывать: «А вот ехал я однажды из Москвы в Одессу…»? С нарастающей тоской он стал думать о том, какие страшные часы переживают сейчас близкие и убитой девушки, и сошедшего с ума парня, и этот накат хандры был не менее странен, чем первоначальное равнодушие. Нет, сидеть в укоризненной тишине почти чужой квартиры не хотелось. К тому же за сутки он вдоволь выспался, а значит, предстояло маяться до глубокой ночи. И, прихватив вино, он отправился на Пушкинскую, к Тверязову.