Египетское метро. Роман - стр. 12
Кажется, так.
На следующий день мы сидим у Веры. На столе бутылка водки, нехитрая закуска; над столом дым коромыслом. Фома в распахнутом плаще и Вера в коротком летнем платье сидят за столом визави, я – у немытого окна, листаю какой-то журнал. С самого утра я не в духе. Помню свою злорадную усмешку, когда я увидел Фому в плаще и шляпе (на дворе +25, на минуточку) у выхода из подворотни, где мы договорились встретиться в 16.00, чтобы я лишний раз не поднимался к нему. По лицу его – так в уличной луже всеми цветами радуги переливается бензинное пятно – сменяя друг друга, проплывали гримасы ужаса, брезгливости, недоумения, отвращения и проч. «Что, сукин сын, отлежал себе бока, пока мы тут суетились да бегали, высунув языки… Ну вот теперь и ты попробуй».
Итак, сижу, листаю журнал, о чем они там говорят, не слушаю. Заложив пальцем страницу, кладу журнал на колени и тянусь к столу за своим стаканом. Тут до моего слуха долетает странное, выпадающее, как мне кажется, из контекста, словосочетание «египетское метро». Я выпиваю, закуриваю и прислушиваюсь.
«Ну, как тебе сказать, – горячо говорит Вера (в бутылке уже меньше половины), – это что-то вроде визионерской реконструкции. Оно ему явилось, понимаешь? Ты же знаешь, сейчас такое время, когда вокруг открывается масса информационных каналов…»
Фома (осторожно):
«Где открывается?»
Вера:
«Везде. Вокруг нас. Не придуривайся. И вот он однажды все увидел в подробностях, и потом еще видел. Ему это открывается».
Вера опрокидывает в себя треть стакана, икает, морщится и вытирает пяткой ладони слезящиеся от дыма глаза. Между прочим, весьма недурной из себя девицей была всего лишь несколько лет назад, но:
Если уж крепких мужей, не живущих вседневной заботой
Как бы наружность свою поберечь, не сносить раньше срока,
Долгий и тесный союз с алкоголем не делает краше,
Что ж говорить о девицах с их нежною кожей, которым
Год такой дружбы идет за все три, а кому и четыре…
Странно, но у нее и сейчас еще ноги очень даже ничего; кстати, никогда не обращала на меня никакого внимания.
Фома:
«Я так понимаю, что это что-то вроде фантаз…»
«Нет! – резко обрывает его Вера. – Нет! Абсолютно. Я же тебе говорю: ему открылось. Это гениальное прозрение, понятно? Гениальное! Переворот в истории! Там никаким шлиманам не фиг делать!»
Фома:
«Я понял. А он много пил в последнее время?»
Вера (пожимая плечами):
«Да нет… как обычно».
«А наркотики?»
«Нет. Ты же знаешь, он не по этому делу. И причем здесь это?»
«Просто спрашиваю».
«Это здесь ни при чем».
Фома грустно кивает.
«Нет, это и в самом деле что-то удивительное! – горячо продолжает Вера. – Как будто снисходит на него, понимаешь? Когда его слушаешь, то прямо видишь все эти станции: Луксор, Карнак, как их там еще… Если у греков был их греческий огонь, то можно допустить, что он был известен еще египтянам, и вот они использовали его как реактивную силу для своих повозок – понимаешь, да? Таким образом они пытались оживлять покойников. Там, под Долиной Царей. Они верили, что набрав определённую скорость можно пустить процессы вспять, воскресить умершего, и тогда уже он приобретёт бессмертие. Представляешь? Ты где-то такое слышал?»