Египет-69 - стр. 4
– Нет!
– А когда? – допытывался Веденин, делая знак Атефу, который пытался подсказать.
– Когда самолет был внизу.
– На какой высоте?
– Сто метров.
– С каким упреждением?
Солдат знал и это.
– Ну что ж, – поднял голову Веденин, оглядывая остальных, старавшихся услышать разговор. – Шукран, куллю квайс! (Спасибо, все хорошо!)
Все заулыбались.
Позади грохнуло, так что под ногами вздрогнула земля, и тут же кто-то пустил в небо пулеметную очередь.
На территории роты взорвалась бомба. Землю вынесло чуть ли не на высоту пятиэтажного дома как раз там, где недавно пробегали Клевцов с переводчиком. Все смотрели, как опадает коричневый столб.
– М-да… – потер подбородок Веденин и направился к газику. На ходу он обернулся и громко сказал: – Мушлязем дарбанар! Таяра мафиш! (Стрелять не надо! Самолетов нет!) – За неимением других слов он выразительно обвел рукой небо, как бы своей волей освобождая его на сегодня от самолетов противника.
Не отъехали мы и на сотню метров, как за нами, перекрыв гул мотора, снова грохнул взрыв.
– Уаф! (Стой!) – крикнул шоферу Атеф и, пригнув голову, мгновенно, несмотря на свой большой вес, выскочил из машины.
«Налет!» – подумал я, но едва взялся за ручку дверцы, как Веденин удержал меня за рукав.
– Глядите, мистер Веденин! – показывая назад, возбужденно говорил майор Атеф. Теперь уже было ясно, что это не авиация.
Позади, там, где слежавшийся песок пропечатали протекторы нашего газика, дымилась огромная рваная воронка.
– Чепуха, – скорее себе, чем нам, пробормотал Веденин. – Бомба глубоко в грунте, осколки пошли вверх.
– Если бы мы задержались на десять секунд! – выговаривал Веденину Атеф.
– Если бы да кабы… – буркнул Веденин и тихонько подтолкнул меня, – можешь перевести?
– Попробую, – сказал я.
– Ладно, – махнул он рукой, – не надо.
Пока мы выбирались на дорогу, пока военная полиция снова тщательно проверяла наши документы, солнце опустилось совсем низко и верхушки пальм, западные стены домов, пыль из-под колес – все стало оранжевым. Городок оживал, из маленьких темных кофеен доносились острые запахи арабской кухни, жители, возбужденно жестикулируя, обсуждали подробности бомбежки. Теперь, когда до наступления темноты оставалось не более получаса и было ясно, что налетов больше не ожидается, каждый особенно остро чувствовал эту вечернюю благодать, и разговоры за чашкой кофе на пыльной террасе возле дороги, игры в нарды, призывы лотошников, торгующих контрабандной мишурой, возня над латаным-перелатаным «фордом» в кустарной автомастерской, – все это возобновлялось с утроенной энергией, как если бы спор со смертью состоял в том, чтобы не уступить ей ни одной из своих повседневных привычек. За дорогой на узком канале в колючей ограде пыльных кактусов нежно золотился ребристый парус фелюги, напоминая о Ниле, над которым сейчас тоже совершался скорый и скромный закат, о вечернем Каире, где в синеватом свете улиц сплошным потоком несутся автомобили и так же, как здесь, призывно и пряно веет из кофеен…