Егерь - стр. 1
Посвящается моему отцу – лучшему рассказчику в нашей семье.
Пролог
Куда ускользает надежда твоя,
Что пламенем ярости так обжигала?
Она ведь сияла, она ведь спасала,
Пока ты на прочность ее проверяла.
Ты тянешься следом и пальцы дрожат,
Ты рвешься за ней, но ее не нагнать.
И взгляд уж потух, и гнев вдруг угас.
Жизнь без надежды – вот он твой крах.
Ни марево мыслей, ни тлен всех побед
Не смогут вернуть тебе этой потери.
Останется горечь о прожитом дне
В пустом бытие, безвольном и сером.
Куда убежала надежда твоя,
Что пламенем ярости так обжигала?
Сквозь трещины этого бренного тела
Она утекла в закат бытия.
***
– Роден, расскажи, как ты чувствуешь себя сегодня?
Она хотела поднять голову, но удержать ее не получилось, и голова склонилась на бок.
– Я бо… ..бо… не…
– Ты больше не будешь?
– Да, – рот Роден распахнулся и язык вывалился наружу. Было трудно его заправить назад, но она справилась.
– Каждый раз ты обещаешь вести себя хорошо и снова возвращаешься сюда. С чего мне опять верить тебе?
– Не… верь…
– Хочешь прожить остаток жизни в таком состоянии?
– Не… не хочу…
– Ты снова отрастила длинные ногти. Мне приказать их остричь?
– Не-е-ет! Нет! – Роден даже пошевелила пальцами, выражая протест.
– Знаешь, что изменилось на этот раз? На этот раз всем на тебя плевать. Они устали. От выходок, от вечного чувства вины, от тебя, в конце концов. При встрече со мной твоя мама задала мне лишь один вопрос.
Роден мысленно улыбнулась, продолжая неподвижно сидеть.
– Она спросила: «Сколько?», – и достала именную платежную карточку. Уверена, что сейчас ты хочешь расхохотаться. Что касается меня, ты же понимаешь, что мне тоже глубоко наплевать… Моя б воля, я бы отпустила тебя сейчас же. Но, твоя мама все оплатила и придется отработать. С этого дня тактика твоего лечения будет изменена. Завтра тебе перестанут давать лекарства, а через неделю ты станешь участником группы по психокоррекции суицидального поведения. Продержишься три месяца – и я тебя отпущу.
– По… Пошла ты… на хрен… – промычала Роден.
– Сеанс окончен. Увозите.
Роден сопроводили в комнату психокоррекции и закрыли за ее спиной дверь. Прежде она не раз бывала здесь, вот только в «групповухе» никогда не участвовала. Убогая обстановка «уютного домика» давно набила оскомину. Деревянные полы, деревянный стол, обитые шелком деревянные кресла, диван и даже резная рама на темном смотровом стекле вдоль одной из стен казались дешевыми фальшивками. Становилось жаль деревья, которые загубили ради создания столь безвкусного интерьера. А это матовое стекло? Что может лучше напомнить о том, что ты в неволе, чем подделка под зеркало?
Роден плюхнулась в кресло, сбросила с себя тапочки и вытянула ноги. Окинув взглядом собравшихся, она скривила губы и отвернулась.
– Теперь мы в полном составе, – оживилась Кашпо. – Давайте начнем с того, что представимся друг другу и немного расскажем о себе.
Повисла тишина.
– Ну что ж, – вздохнула Кашпо, – тогда начнем с участника по правую руку от меня и будем двигаться против часовой стрелки. Все согласны?
Тишина.
– Пожалуйста, представьтесь, – попросила Кашпо, кивая пухлой девице с розовыми волосами.
– Элайза Арти, – ответила та.
– Можно просто имя, – улыбнулась Кашпо, – Элайза.
– Да пошла ты! – ответила девица и показала доктору средний палец, чем вызвала у Роден искреннюю усмешку.
У девчонки руки ходили ходуном. Ее явно ломало. Не то от препаратов, которыми ее не меньше месяца кормили здесь, не то от синдрома отмены чего-нибудь повеселее в свободной от предрассудков жизни.
– Элайза, расскажи нам, пожалуйста, немного о себе, – вновь попросила Кашпо.
Девчонка сжала кулачок и поднесла его к губам.
– Хорошо, Элайза. В следующий раз, – мягко отозвалась Кашпо и взглянула на мужчину, сидящего на диване.
Роден покосилась на незнакомца и тут же отвернулась.
– Меня зовут И. У меня депрессия длиною в жизнь и мне периодически надоедает так существовать, – он улыбнулся и показал два ряда отбеленных зубов.
– Чем ты занимаешься, И-и-и? – спросила Кашпо.