Егерь-3: Назад в СССР - стр. 2
Я пытался определить – перемещаются звери, или нет. Сделать это было трудно из-за толщи земли. Минут через пять я убедился, что звуки доносятся из одного места.
Плохо дело!
Лисица окончательно решила не выходить наружу, и теперь вся надежда только на собаку. Фокстерьер упорен – он ни за что не бросит добычу. Отзывать его бесполезно. Остаётся только ждать, не ослабляя бдительности.
В октябре день не настолько короток, как зимой. Но всё же была опасность провозиться до темноты. Если в сумерках лиса всё же решится на бегство – стрелять по ней будет трудно. Скажутся усталость и плохая видимость.
Показалось или нет?!
Звуки немного сдвинулись, стали ближе к главному выходу из норы.
Я сделал знак Владимиру Вениаминовичу.
– Внимание! Вроде, на нас идёт!
Ещё через пять минут я убедился, что звук медленно движется. Похоже, собака тащила лису из норы наружу, а та упиралась изо всех сил. У фокстерьера мёртвая хватка челюстей. Жека способен часами висеть, вцепившись зубами в поднятую палку. В этом я убедился лично – Владимир Вениаминович вчера вечером хвастал, ради забавы.
Если пёс вцепился в лису – он её не выпустит. И похоже, собака, всё-таки, оказалась сильнее.
Ещё через несколько минут рычание слышалось у самого выхода. А затем из норы показался обрубленный курчавый собачий хвост. Хвост вытянулся и подрагивал от напряжения. Жека, изо всех сил упираясь крепкими лапами в землю, пятился и тащил лисицу наружу.
Я приготовил ружьё и крикнул Владимиру Вениаминовичу:
– Тащи пса!
Психотерапевт забросил своё ружьё за спину, ухватил Жеку за задние лапы и потащил из норы. Жека рычал, не разжимая челюстей.
Ничего себе! Так это мы не лису взяли, а матёрого лисовина, самца! И как только Жека умудрился с ним справиться? Понятно, почему лис не хотел выходить наружу – надеялся совладать с собакой и не подставиться под выстрелы.
Но Жека молодец – перебирая челюстями по густой лисьей шерсти, добрался-таки до горла и намертво вцепился в него.
Придушенная лиса слабо перебирала лапами. Плотно сжав губы, Владимир Вениаминович умело добил её палкой и принялся разжимать собачьи челюсти.
– Пусти, Жека, пусти! – приговаривал он, опустившись на колени. – Пусти, всё!
Пёс рычал, курчавая шерсть дыбилась на загривке.
Я почувствовал, как меня постепенно отпускает азарт охоты. Это всегда так. Пока зверь не загнан – не чувствуешь ни голода, ни жажды, ни холодного ветра. Только неистовое желание выследить, догнать и добыть.
Но едва охота закончена – все ощущения возвращаются с новой силой. И сразу чувствуешь, как бежит по вспотевшей спине холодок, как тоскливо урчит желудок, в котором с раннего утра побывала только чашка чая с бутербродом, как гудят натруженные за день ноги.