Эфирное время - стр. 25
– Анатолий Григорьевич, мне совершенно безразлично, что обо мне сочиняют. Но я вправе не принимать личного участия в мифотворчестве о своей скромной персоне.
– Ну вот, у вас стало совсем другое лицо, – Красавченко тяжело вздохнул, – только что от вас исходило тепло, свет, а сейчас – брр… так холодно, лед в глазах, лед в голосе. Кто-то из журналистской братии вас сильно обидел?
Несколько секунд она молчала и вдруг весело рассмеялась.
– Я похожа на самоубийцу?
– Нет… Что вы имеете в виду? – На ее смех он ответил вежливой, недоуменной улыбкой.
– Обижаться на средства массовой информации, воспринимать их выпады всерьез – это медленный, но верный суицид. Такие вещи кончаются инфарктами, инсультами.
– Ну, тогда я тем более не понимаю, почему вы не хотите дать интервью голландскому корреспонденту.
– Потому что именно из таких вот теплых доверительных разговоров и производятся мифы, дурно влияющие на общественное мнение. Особенно если интервью выйдет в свет на таком экзотическом языке, как голландский, в двойном переводе. Не исключено, что найдется какая-нибудь желтая газетенка, которая потом переврет мои слова как угодно. А если я вдруг не выдержу и подам в суд, то ответчик может сослаться на неточность перевода.
– Да, Елизавета Павловна, я слышал о вашей осторожности, но не предполагал ее масштабов, – Красавченко покачал головой. – Даже для меня, матерого дипломата, это слишком. Ну, хорошо, а если я дам вам гарантию, что ни одной опасной темы голландец не затронет?
– В таком случае он не профессиональный репортер.
– Как раз наоборот, он настоящий профессионал. То есть он может интересно подать любую информацию, не обязательно скандальную.
– Для того чтобы любая, самая безобидная информация заинтересовала публику, в ней должно содержаться нечто скандальное или хотя бы скабрезное. Это, к сожалению, закон жанра. Анатолий Григорьевич, вам это очень нужно? – Она улыбнулась мягко, доверительно. Именно это ей больше всего хотелось узнать: чего на самом деле хочет от нее дипломат с пластмассовым лицом? Она совершенно не опасалась давать интервью. Одним корреспондентом больше, одним меньше – неважно.
– Можно вашу сигарету? Пытаюсь бросить курить, мои кончились, и вот стреляю. – Он продолжал улыбаться, но глаза стали напряженными, колючими.
«Так-то, Анатолий Григорьевич, еще неизвестно, кто кого прощупывает в этом разговоре, – подумала Лиза, – теперь я дам вам шанс мягко уйти от неприятной темы. Поглядим, захотите ли вы к ней вернуться?»
– Пожалуйста, – она протянула ему пачку, – но так вам никогда не удастся бросить. Скоро вам станет неловко стрелять чужие сигареты, вы опять начнете покупать свои.