Эффект искаженных желаний - стр. 16
– Вот Хабаровск маленький город, – засмеялся Денис. – Только с трапа сошли – уже родственников встретили.
– Привет, – без энтузиазма ответила Катя.
– Ты зачем в Хабаровск? – продолжал задавать бестактные вопросы подвыпивший парень, хотя всем уже было понятно, что Катерина не расположена к общению.
– Жить, – односложно ответила ему она и отвернулась, давая понять, что разговор окончен.
– В гости? – допытывался тот, не желая понимать намеки.
– Навсегда, – ответила бывшая Фея. – А что, нельзя? Это моя родина, я имею на это полное право, и спрашивать никого не обязана.
В этот момент автобус, довозивший пассажиров до аэровокзала, остановился, и она первая выскочила из него, так быстро зашагав по аэропорту, что Денис с Федором не успевали за одноклассницей, ускоряясь на ходу.
– Ну что, куда? – спросил Федор, когда они вышли из аэропорта.
– А поехали к Николеньке на Утес позавтракаем? – вдруг предложила Фея, и двое мальчиков, словно забыв, что они уже солидные мужчины, почувствовали себя Бижики и Вихо и безропотно подчинились девочке, в которую когда-то были влюблены.
Утес, а точнее сказать, Амурский утес – это скалистый мыс посреди города, на вершине которого была построена белая башня с треугольной площадкой. Когда-то, в далеком 1918 году, занявшие город «белые» казнили шестнадцать чешских музыкантов. По одной версии, за то, что те отказались играть «Боже царя храни», по другой за то, что прятали у себя «красных», да еще и с оружием. Что из этого правда – никто не знал, каждый верил в полюбившуюся ему версию. Главным было то, что с этой кровавой историей утес был не просто прекрасным местом, где можно было наблюдать великую реку Амур, но и еще нес шлейф трагедии.
Николенькой же они называли памятник Николаю Муравьеву-Амурскому, который в полный рост с утеса вглядывается вдаль. На Дальнем востоке все знают и чтят этого государственного деятеля, потому как именно он на переговорах с Китаем бескровно присоединил к России Приморье и Приамурье. Как рассказывала им их классная, которую они называли меж собой только по имени – Ангелина, что Муравьев-Амурский для Дальнего востока все равно что Петр первый для европейской части России. Из Сибири, которой тогда отводилась роль то ли заднего двора, то ли каземата, он прорубил окно в абсолютно другой мир, тот, который мы сейчас так гордо называем Азиатско-Тихоокеанским регионом. Именно в благодарность графу местные ласково называют его Николенькой.
Сейчас, стоя облокотившись о белые перила на утесе и глядя на уже стершиеся в памяти великолепные пейзажи Амура, они вдруг забыли себя сегодняшних и стали одиннадцатиклассниками, теми, кто пятнадцать лет назад очень внимательно слушал здесь Ангелину, посмеиваясь над величественным графом.