Эфес и Троя - стр. 15

Во всяком случае, живым его больше никто не видел. Перестала существовать и Лидия, тогда как остальные страны Малой Азии, сохранив названия и в какой-то степени автономию, вошли в состав Персидского царства.

Несмотря на то что победители почти не вмешивались во внутренние дела полисов, жизнь при Кире, видимо, не была счастливой. Когда ионийцы восстали, граждане Эфеса поддержали собратьев, но быстро одумались и впоследствии участвовали в греко-персидских войнах на стороне персов. К началу Пелопоннесской войны (431–404 годы до н. э.) эфесцы успели обрести свободу, которую им даровали афиняне, и войти в Делосский союз. Сначала они воевали вместе со своими освободителями против Спарты, однако, едва представился случай, изменили им, став союзниками недавних врагов. Через несколько лет Эфес вновь обратил взор в сторону Персии, поддержав Кира Младшего в братоубийственной борьбе с царем Артаксерксом. В ответ на предательство спартанцы, влияние которых в Ионии тогда было очень велико, подписали так называемый Анталкидов мир, уступив персам часть Малой Азии, куда вошел и Эфес. Это произошло в 386 году до н. э., а 30 лет спустя, в тот день, когда на свет появился Александр Македонский, сгорел храм Артемиды. Как писал Плутарх, богиня была настолько занята рождением героя, что не нашла времени защитить свой дом.

Шедевр архитектуры, который строился миром больше века и почти столько же радовал людей своей совершенной красотой, погиб всего за одну ночь. Горожане с горечью наблюдали, как с оглушительным треском лопались балки, видели как рухнула крыша и как, раскалываясь, падали мраморные колонны. Стоявшие рядом жрецы предрекали, что Артемида накажет за гибель храма не только Эфес, но и все малоазийские города.

Высушенные солнцем деревянные части перекрытий, зерно, хранившееся в подвалах, тканое убранство, дары, картины, одежда жрецов – все это стало прекрасной пищей для огня. Виновника поймали быстро, хотя он и не думал прятаться – им оказался ничем не примечательный гражданин Эфеса, совершивший злодейство ради славы.

Злодея судили публично и так же совместными усилиями ломали головы над тем, как его наказать. Ни одно преступление не могло сравниться с этим по масштабу, цинизму и глубине бездуховности, следовательно, не было казни, которая могла бы, во-первых, принести соответствующие муки преступнику, а во-вторых, предотвратить похожий поступок. Бросить его на растерзание диким зверям, утопить в мешке, как падшую женщину, или, что для тех мест было привычнее, закидать камнями – всякая, даже самая страшная казнь для него казалась милостью. И эфесцы сделали так: они решили его забыть, наказать забвением того, кто мечтал о бессмертной славе. Писателям запретили упоминать о нем в трудах, даже когда речь шла о пожаре.