Эфемерно - стр. 15

Анну Евгеньевну. Я бы дал ей около тридцати пяти. Довольно худая, маленькие плечики, впалые щёки и белая, как мел, кожа. Короткие, едва достающие до мочек ушей растрёпанные светлые волосы, чёрный свитер с высоким воротником и белые пижамные штаны. Правая ступня в гипсе, в руке костыль. Вот такая и была Анна Евгеньевна – мама Илоны.

Сам факт появления света, кажется, немного её смутил: она как-то съёжилась, на лице отразилась растерянность, голова снова приспустилась. Странная всё-таки женщина, подумал я. Ой, какая странная. Есть в ней что-то непонятно-настораживающее.

– Кто-нибудь в моём доме, – заговорила она со слабой усмешкой, – может забыть выключить свет, и он так и будет гореть до тех самых пор, пока кто-нибудь снова не придёт и не выключит его. Вы проходите в комнату, пожалуйста.

Я ей кивнул. Потом снова поймал себя на мысли, что кивок мой она видеть не могла. Сказал «угу» и, разувшись, прошёл через малюсенькую кухню-коробочку в единственную комнату. По размерам – как моя в общежитии. Незаправленный после сна раскладной диван, парочка неказистых деревянных табуреток, столик у окна со швейной машинкой, да телевизор на полу, накрытый тканью. Таковы микроноры в этом микромире. Мне, существу общажному, в общем-то к подобным пейзажам не привыкать.

Следом вошла Анна Евгеньевна. Я осмелился пристально посмотреть ей прямо в глаза. Эти глаза. Они не видят, но через них словно зрит что-тоиное…

– Сегодня на улице солнечно, да? – спросила она.

– О, да… – ответил я, стараясь говорить как можно спокойнее. – Сегодня просто замечательный день. Тепло и ясно. Ветерок, правда, гуляет. Но он такой, знаете… с ароматом настоящей весны, что ли.

– С ароматом Жизни, – вдруг произнесла она.

– Ага, – кивнул я, тихонько перекручивая во влажных ладонях трость. – Именно так.

На какое-то время я остался в комнате один: посмотрел несколько детских фотографий Илоны, лежавших на подоконнике, досконально изучил само окружение. Вскоре с небольшим подносом в одной руке вошла Анна Евгеньевна: несла две маленькие чашки, при этом удерживая костыль в другой руке. Я тут же ринулся к ней на помощь: «Давайте я». И, взяв у неё поднос, поставил его на столик, рядом со швейной машинкой.

– Вы, пожалуйста, присаживайтесь, куда вам удобно. И большое вам спасибо, что принесли трость.

Я снова зачем-то кивнул и присел на жёсткую табуретку возле того самого столика.

– Устроюсь здесь, – сообщил я.

– Хорошо, – ответила она и, положив на пол костыль, присела на диван. Правда, только Анна Евгеньевна опустила руку на поверхность дивана, губы её распахнулись, словно она обнаружила нечто ужасное. Тотчас же она принялась торопливо убирать постельное бельё.