Эфемера - стр. 11
– Спорим, я сделала всё неправильно?
В её части теста всё выглядело логично.
– Чего хмуришься? Давай так. Если мы провалили задание – ты сделаешь это, – предложила Рут.
Посреди стола осталось одинокое слово «проступок».
Я помедлил, прежде чем переместить его к остальным отрицательным понятиям, и нажал на «выполнено».
Вслед за поочерёдно вспыхнувшими красным словами по обе части экрана пришло осознание, что мы провалили задание. Не только я и Рут – все, кто выполнял тест. В наказание нас лишили обеда и запретили покидать класс, пока каждый не распределит слова верно.
Едва поднявшаяся волна негодования разбилась о вспыхнувшую в памяти угрозу нового наказания. Ребята недовольно заёрзали на стульях и прильнули к дисплеям.
Экран разделился на две отдельные рабочие зоны, и теперь нам с Рут предстояло работать самостоятельно. К прежним словам добавились новые.
– Что нужно делать? – спросил я.
– Уяснить, что не будет ничего хорошего, – сказала Рут.
– В смысле?
Вместо ответа она молча начала распределять слова на две группы. «Неволя», «война» и «смерть» отправились в столбец позитивных явлений, а «свобода», «мир» и «жизнь» стали негативными.
После того, как она закончила, её половина дисплея засветилась зелёным.
– Ну вот, видишь, – сказала Рут. – И да, ты проиграл, Конни.
Я взглянул на предложенные мне слова и перетянул «независимость» в колонку плохих.
– Помнишь уговор?
«Гнёт» отправился к позитивным понятиям, «развитие» – к негативным.
– Конни?
– Подожди.
«Страдание» – это хорошо, а «наслаждение» – плохо.
Распределив ещё несколько пар слов, я дождался, пока дисплей засветится зелёным, сигнализируя, что задание выполнено верно, и извлёк из нагрудного кармана вилку. Наколол подушечку большого пальца на зубчики. Острые, но упругие, бить потребовалось бы сильно.
Я положил ладонь на столешницу и ощупал костяшки пальцев. Казались слишком твёрдыми, вилка быстро сломалось бы.
Закатал рукав, пощупал предплечье. Туда бить тоже следовало не с моей жилистостью.
Тогда я выставил в проход между столами правую ногу, потвёрже упёр её в пол и, замахнувшись из-за головы, вонзил вилку в бедро. Что-то хрустнуло. Дыхание разом оборвалось. Не думал, что будет настолько больно.
Вынул вилку, оставив в плоти два зубчика. Ударил снова. Ещё и ещё. Чем больнее становилось, тем сильнее распалялась ярость. Я продолжал остервенело лупить себя по бедру, наблюдая, как рвалась и темнела от крови штанина. В кулаке уже давно была зажата не вилка, а лишь окровавленный обломок её ручки, но я продолжал наносить новые удары, запоздало понимая, что Рут пыталась меня остановить и ловила мою руку. От пульсирующей боли нога стала неметь.